Болотные огни

Дохтуров стоял у окна в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами, подбоченясь, смотрел и, кажется, чуть усмехался, а потом поворачивался и уходил. Теперь ей казалось, что эти минуты были лучшими в ее жизни, такой недолгой.

Девицы стали уже откровенно похабничать под гоготание парней, но Милка их не слышала. Как ни странно, ей удалось уйти от них, пройти по улице поселка и даже встретить Александра Сергеевича у самого его дома. Раньше, когда они встречались на улице, он искоса и живо взглядывал на нее и здоровался- очень почтительно. Ни с кем он так не здоровался. Как могла она забыть! Конечно, она была для него всего-навсего глупой девчонкой, не больше, однако ни с кем он не здоровался так весело и так почтительно. Это было, было, она помнит.

Вдруг что-то страшное ударило ей в лицо, захлестнуло рот и глаза. Она задохнулась. Это один из парней, раздраженный ее отсутствующим видом, хлестнул ей в лицо из миски, куда сливали остатки вина и где плавали окурки.

Нет, реальной была только одна жизнь, и в нее нужно было возвращаться, чтобы умереть.

На миг ее оглушило то, что она услышала и увидела. Все сливалось, и шевелилось, и плыло перед глазами. Казалось, в комнате груды парного мяса, странно ожившего. Неужели сейчас до нее дотронутся? Неужели сделают ей больно?

И вот произошло нечто столь необыкновенное, что она окончательно потеряла способность отличать, где явь, а где сон.

Во-первых, потянуло свежим ветром, поразительным в этой комнате. Оказалось, что это открылось окно. А в окне стоял Борис, положив локти на подоконник.

- Привет честной компании, - сказал он без улыбки. - Вы без нас не скучаете?

Милка с ужасом ждала, что сделает Левка, но оказалось, что Левки, по-видимому, уже давно нет в комнате. Никто Борису не ответил. Вообще стало очень тихо.

- Мы, собственно, за нашей сестренкой пришли,- продолжал Борис. - Пошли домой, погуляла и хватит.

- Пожалуйста, - с готовностью согласился Люськин,- ваша сестрица немножко того… выпила, а так-то в полном порядке.

Милка прямо из окна вывалилась в объятия Бориса. Костя, тоже очень серьезный, стоял тут же. Они вышли на улицу. Было совсем темно, земля дышала тяжелой сыростью. Милка не могла унять дрожь.

- Хорошее изобретение телефон, - сказал Костя,- но проку в нем мало. Два часа крутил ручку, два часа орал в трубку -не слышит телефонистка, и все! Я думал, и совсем до тебя не дозвонюсь.

- Хорошо герою из кино, - подхватил Борис,- он в таких случаях падает в седло прямо из окна, или летит машина, мелькая на поворотах. У меня, увы, не было ни коня, ни машины. Ближайший поезд шел через полтора часа.

- Перестаньте, пожалуйста, - все так же дрожа, сказала Милка, - вы сами волнуетесь не меньше моего.

Борис рассмеялся:

- Ничего, сестренка, все будет в порядке.

- А ты понимаешь, почему они так легко уступили? - спросил Костя.

- Нет.

- И я тоже нет.

- Что-то здесь не ладно, - сказал Борис. - Ты не боишься остаться одна? Мы сейчас придем.

Проводив Милку, они вернулись к дому тети Паши. Все было тихо и темно. Дверь оказалась незапертой. Когда они вошли, им послышался не то стон, не то плач. В кухне при едва видном свете коптилки они разглядели женщину, сидящую за столом. Уронив голову на руки, она тихо подвывала. Это была тетя Паша.

- Тетя Паша, - негромко окликнул Борис,- куда же все подевались?

Тетя Паша подняла голову.

- Ты меня спроси, - с силой сказала она своим низким голосом, - что я пережила и какой крест несу. Ведь это крест.

- Ну, тетя Паша, дорогая, расскажи, что здесь произошло?

Тетя Паша пристально посмотрела на него.

- Сопляк ты, - сказала она и отвернулась.

Она не желала разговаривать.

- Все это очень странно, - сказал Борис, когда они вернулись к Милке, - подозрительная уступчивость.

- И вот еще, - рассказывала Милка, - они… ну… эти несколько раз заговаривали об инженере Дохтурове, да так как-то нехорошо, с такими странными недомолвками, прямо не знаю. Всё что-то с угрозою. Как ты думаешь, не предупредить ли нам его?

- Их разговор относился к сегодняшнему дню?

- Этого я не поняла.

- Знаешь что, давай зайдем к нему сейчас же.

- Не знаю, удобно ли так поздно.

- А, удобно-неудобно, наплевать. Пошли. Кто знает, что еще может случиться.

- Лучше бы ему уехать отсюда. Да и нам бы всем уехать, - сказала Милка.

- Э, нет, - отозвался Борис, - мы еще можем пригодиться.

- Товарищ Романовская, - монотонно и с безнадежностью говорил Денис Петрович, - поймите, так дела не делаются.

Это был один из тех бесконечных и безрезультатных разговоров, которые раза два в неделю приходилось вести с проклятой Кукушкиной.

- Мы должны работать неслышно, - продолжал Берестов. - Люди, если они не преступники, не должны чувствовать от нас никакого беспокойства. А вы что делаете? Вызвали сразу пять человек, сели против них, таращились, как идол, чадили им в рожу махоркой, говорили какие-то зловещие слова. Зачем все это? И кто это позволил вам их вызывать?

- Мы в Петророзыске…