Я была согласна. Принесли красное вино. Я принялась за свои маринованные оливки, а Терри — за брушетту. Потом мы почти молча жевали совершенно шикарную пиццу размером с велосипедное колесо. Я листала бумажки, а Терри наблюдал за мной и возился со своим мобильником. Изредка мы обменивались короткими фразами. Многие бумажки действительно были ерундой: любовные письма зеленых подружек в Эстонии с отвратительными и пошлыми заморочками типа «я соскучилась по моему пушистенькому котенку…» или «Хочешь, я приеду к тебе и раздую твои угольки…». Были всякие распечатки из интернета рекламных страниц, статей и электронной почты. Было даже одно школьное сочинение, неизвестно чье и неизвестно почему оказавшееся в вещах Алика. Я, как любой другой нормальный человек, не люблю чужих писем, а Терри радовался им, как бабка на лавочке. Когда у меня вытянулось лицо над одним очень откровенным письмом, он потребовал, чтобы я его зачитала. Он хохотал над ним до самого десерта. Наверное, работа такая.
И тут мне попалось письмо от Чеха из тюрьмы. Когда он понял, что суда придется ждать долго, он просил носков, трусов и книжек. Потом опять: второе, третье. Всего — одиннадцать штук. Одни были адресованы Гере, другие незнакомым именам. Зачем Гера их сохранил? Почему не выбросил? Ну, те, что про носки — ладно. Но некоторые письма были четкими указаниями, инструкциями… Терри слушал, забыв про свой порто, а я, допив кьянти, быстро читала с листа по-английски и размышляла, что теперь с ними будет. Чех говорил Гере, кому заплатить, чтобы взял вину на себя, что сделать с его компьютером, с кем иметь теперь дело, а с кем не иметь. Было одно серьезное и строгое письмо, запрещающее Герке даже разговаривать с каким-то В.С.О. и поручающее ему выпросить любым путем у какого-то Никиты какой-то диск с очень важными записями. Когда я добралась до конца пачки, пометив письма Чеха, Терри выхватил ее у меня и засиял.
— Я сделаю с них фотокопии сегодня же и пришлю почтой. Как скоро сможешь их перевести?
— Ну… пару недель. У меня много дел.
— У меня тоже. Две недели — это хорошо.
Он расплатился и подал мне руку. Мы вышли на стемневшую улицу, и холодный, насыщенный влагой воздух долбанул меня по пьяной голове. Все поплыло. Вот тебе и красное вино после голодного и трудного дня. Лондонский туман в наше время — не тот знаменитый «смог», а именно «фог», так как угольного дыма в нем больше нет. Однако уличные фонари в нем расплываются ничуть не хуже, и мокрые дороги отражают звук шагов так же гулко. Терри проводил меня до станции Ливерпуль-стрит. Мы оба покачивались и держались друг за друга. Со стороны можно было подумать, что мы парочка, которая никак не может расстаться. Какая-то тетка на остановке даже вздохнула, умиляясь. Терри решил подыграть:
— Ты доберешься?
— А ты?
— Приедешь, позвони, а то я буду беспокоиться, — он взял меня за локти, наклонился и зашептал в ухо: — А из телефонов я пришлю распечатки потом. Если они посылали друг другу сообщения по-русски, то нам нужно знать, о чем. Они могут оказаться так же важны, как те, что ты переводила из телефонов Чеха и его литовских друзей.
— Но там почти нечего было переводить. Одни цифры. Много цифр, потом пара слов. Опять шесть строчек цифр и одно слово. Я вообще ничего не поняла.
— Ну, перевела же?
— Перевела, а сама не знаю, что я перевела.
— Зато для нас все встало на свои места.
— Ну, и хорошо.
— Из компьютеров тоже распечатки пришлю, но не скоро.
— Что там? Куча документов по-русски?
— И разговоры тоже. Чаты всякие.
— А они разве сохраняются. Я думала, что это все стирается.
— Есть такая вещь в компьютере, называется «куки».
— Печенька.
— Что?
— Это по-русски.
— Они образуются без твоего ведома после каждой операции. Так вот наши эксперты все из этих куки достать могут. Даже то, что ты сам стер.
— Это ужасно неприятно узнать. А как же права человека? Прямо личный шпионаж и полный контроль над личностью.
— Зря я это тебе сказал. Теперь я должен тебя ликвидировать, — он засмеялся.
— Я пьяная. Я завтра уже ничего не вспомню.
— Это хорошо. А то потерял бы я переводчика, и мне пришлось бы другого искать.
— Пойду я, пока ты не передумал.
— Тогда поспеши. До встречи.
Он даже приобнял меня, а поцеловать не решился. Мало выпил. Этот последний разговор и приблизил меня к разгадке богмэна, но я еще ни слухом, ни духом…