Болотный Человек Bogman

Все были разочарованы, но не так, чтобы обозвать их черствыми англичанами. В конце концов, это всего лишь означает, что фоторобота в ближайшие дни не будет. Наташина жизнь куда важнее. Было уже два часа утра, когда Том всех отпустил. По виду офицеров было видно, что хоть работать по ночам им и не в радость, а делать это приходится часто. Привыкли. На следующий день было запланировано договориться с администрацией клиники об удобном дне и нанести визит Урмасу. Поручили это, конечно, Филу и мне. Я воистину стала членом команды, хоть и на время следствия. Вот только «черную штучку» мне не выдали. Это такой электронный ключ, которым открывается в полиции большинство дверей. Поэтому выйти я сама не могла, а провожать меня пошел сам Том Хаммер. Я опять подумала, что он выглядит моложе сорока двух, а ведет себя как шестидесятилетний. Он был не толстым, но грузным. Интересно, что это, мускулы или сало? Он поднес мигнувший зеленым светом ключ к черной табличке у двери, и в ней щелкнул замок. Я вышла в летнюю темень.

— Спокойной ночи.

— Всего хорошего. И спасибо за помощь. Это все было очень необычным, но полезным и перспективным.

— А вам разве не приходилось с переводчиками раньше работать?

— Почему же? Приходилось. Были албанские, польские, французские… и даже суахили.

— Ну вот, значит, все нормально… раз уже приходилось…

— С такими… еще не приходилось, — Том засмеялся, а я опять ощетинилась. Кажется, у меня вырабатывается условный рефлекс.

— Вы о чем?

— Ну… Скажем, что я ни одного из них сам не ходил провожать.

— Я польщена.

— Я хочу сказать, что никогда не был так благодарен раньше переводчику за помощь, — выкрутился Том Хаммер.

— Ну, и на здоровье, — ответила я с облегчением, нахлобучила шляпу и позволила черной ночи поглотить себя. За спиной я слышала лязг закрывающейся решетчатой калитки и удаляющиеся шаги посвистывающего сыщика.

Было еще совсем темно, через час-другой начнет светлеть, проснутся птицы и забазланят. В городских садах в это время года у всех начинают цвести всякие летние баловни и воздух благоухает остро и терпко. Пожалуй, даже слишком крепким запахом. Наверное, быть грозе. Такая необыкновенно теплая ночь — редкий случай в здешнем климате. В такое время воздух становится сухой, наэлектризованный. Небо от туч не просто темное, а черное… Чернее ада. Так и кажется, что в нем через минуту вспыхнет вулканическая топка, посыплются красные угли, а воздух задрожит маревом.

Дороги были пусты. В машине мне страшно захотелось спать. Я чуть не вывихнула челюсть, зевая. Дома я упала на кровать, едва не придавив кота, который раздраженно мяукнул и убежал к Катьке в комнату. Однако я успела снять рубашку и одну туфлю. За окном пророкотало. Где-то очень далеко. Мне снова приснился богмэн. Он не был страшным и противным. У него было красивое неподвижное лицо со стеклянными глазами и улыбка Моны Лизы. Он пел песню, которую часто напевала моя подруга Мила:

— Сидить голуб на черешнi,

А голубка на вишнi

Ой скажи, ой скажи, сердце дiвчино,

А що в тебе на мислi.

— Подпевай.

— Я не знаю слов. И языка тоже, к сожалению.

Я проснулась на миг из-за фотографической вспышки молнии за задернутыми шторами, а не из-за грома, за ней последовавшего. Лес за садом зашипел от ливня. Я сняла вторую туфлю и залезла под одеяло. Сон изменился. Я ехала по пустой улице. Это было шоссе М25. И вот я еду в сторону аэропорта Хитроу, но не улетать и не провожать. Я вообще не заеду в аэропорт. Я еду дальше. Куда, не знаю. Рядом сидит черноволосый парнишка. Совсем молоденький, но плечистый. Его знобит.

— Не ссы, — говорю ему я чужим скрипучим голосом, — скоро будешь дома.

Я включаю радио. Оно поет:

«Там десь милий чорнобрiвий спiвае — гуляе. А я плачу лiта трачу иого виглядаю».

Проснулась я от звонка будильника. Голова была как с похмелья. На мне все еще были вчерашние юбка и майка, только мятые. Я спустилась на кухню, держась за стены, и большими глотками выпила четверть пакета апельсинового сока. Надо сказать Филу, что их кофе хорошо бы послать форензикам на экспертизу. Пусть ищут там кроме кофеина что-нибудь покруче. Мне от него плохо и снится всякая нелепица. Душ особо не помог. Наступая на кота, я долго возилась, звала Катьку, корчась от боли, и собиралась в школу. Дочь не вставала, а что-то кричала мне, пока не раздались сердитые шаги по лестнице, и Катерина вышла злая и лохматая.

— Ты что делаешь?

— Уже полвосьмого.

— Мама! Сегодня суббота!

— Не может быть.

— Совсем вы там в полиции с ума посходили, — она уже собралась уйти обратно к себе, но заметила мое состояние и остыла. — Пошли еще поспим. Ты уработалась и не выспалась. Давай же, а то сейчас опять кто-нибудь позвонит.

Я поплелась за ней и с наслаждением повалилась обратно в постель. Похоже, Катерина тоже вчера поздно вернулась. Ну и хорошо, что выходной. Можно поваляться. Чуть-чуть. Проснулась я в час дня. От звонка.