Болотный колдун

P. S. (Для самых бестолковых.) Письмо отправляю самому себе не потому, что у меня от страха заранее с головой плохо стало, а чтобы родители мои хотя бы до вечера, пока меня не спохватятся, его не вскрывали.

Тимофей Брыков, 10 июля 199… г.

глава первая

ПОД ВАЛ МАСТЕРА ТРОММА

1

Если вы до сих пор мечтаете оказаться за одним столом с колдуном, выбросьте скорее это из головы. Ничего особенного вам не перепадет. Я, конечно, сужу только по Тромму, другие меня за свой стол пока что не приглашали. А здесь – все та же липкая овсянка после полуночи, уютно расположившаяся на самом дне потрескавшейся глиняной чашки.

С прошлого года никаких серьезных изменений в школьном меню не произошло. Я вам больше скажу: мне кажется, этот мерзкий, цвета подожженной соломы, клейстер тогда и сварили, и с тех пор лишь подогревают частями.

Ах, да! Вы, может, успели меня подзабыть. Все-таки целый год прошел. Тогда я представлюсь, до утра в подвале все равно делать нечего. К тому же, еще вопрос, запланировано ли у колдунов для гостей утро.

Итак, на ступенях, под массивной, окованной дверью, достойной охранять куда большие ценности, скорчился я, Тимофей Брыков, неполных пятнадцати лет. Возраст вполне, по-моему, достаточный, чтобы не наступать дважды на одни грабли. Но я здесь, взаперти… Факт такой же голый, как пол, терзающий камнями мою спину. Только последний балбес мог поддаться на уговоры Федора и вернуться сюда! Прямиком в подвал мастера Тромма…

Кстати, рекомендую, – Федор, мой лучший друг, ниндзя и большой охотник до колдовских книг, магии, алхимии и прочего антинаучного ассорти. Вот он, спит в углу, как второгодник на химии. А тут разве уснешь…

Первые полгода после нашего возвращения домой Федор молчал, честно пытался учить химию и избегал малейших упоминаний о колдунах и колдовских книгах.

Но с января, скромно отметив свое четырнадцатилетие, он неожиданно забросил учебу и приступил к интенсивной подготовки нашей второй экспедиции.

– После меня там ловить нечего, – заявлял он, вольготно развалясь на своей половине парты – Как я спрятал, никому не сыскать. Я на прятках собаку съел.

– Как бы тебя самого там не съели…

Тут я должен заметить, что наша последняя парта, среди великого множества прочих своих достоинств, имеет еще одно, труднообъяснимое поначалу свойство. Она создает у постоянных своих обитателей обманчивое чувство личной безопасности.

Бесчисленное множество раз я убеждался в ненадежности нашего укрытия, а в последнее время даже стал подозревать, что место это чем-то особенно притягательно для учителей. Но беда в том, что приятные иллюзии куда сильнее скучных фактов…

Так вот, в третью среду января, того самого двадцать четвертого числа, когда, понуро воротясь от доски на место, я осторожно приоткрыл свой дневник, все еще не решаясь оказаться лицом к лицу с неизбежной двойкой, Федор произнес:

– Думаю, мы слишком тут засиделись…

В устах моего друга и ничего не значащая на первый взгляд фраза зачастую оказывается лишь вершиной зловещего, вполне уже им обдуманного плана.

Заподозрив неладное – слишком свежи еще были воспоминания о первой экспедиции – я насторожился:

– Ты к чему это?

– Люди с трудом меняют свои привычки.– Для начала Федор отвлек меня пустыми витиеватыми рассуждениями, на которые он и в мене зрелом возрасте был порядочным мастаком. – Надо пересесть вперед, скажем, на третью парту, – там у нас традиционно обитают отличники. – Учителя не смогут быстро переключиться, они ведь вызывают не нас, Тим, а троечников с «камчатки».

– Шутишь?! Да через неделю все будет по-старому. А что потом?

В ответ Федор лишь пожал плечами. По его мнению, я чересчур близко к сердцу принимаю школьные неудачи. Сам же Федор относиться к учебному процессу достаточно философски. Он давно уже осознал тщетность своих усилий одинаково ровно успевать по всем предметам и с тех пор прекратил мучительные и вполне бесполезные попытки выбраться из паутины троек. Исключением тут являлась, пожалуй, химия, к которой Федор всегда питал необъяснимое, почти мистическое уважение. Однако успехи его в составлении различных легковоспламеняющихся смесей и неотклеивающихся клеев с лихвой перекрывала геометрия. Ее он хронически не понимал и, как многое из того, что мы не понимаем, боялся и тихо ненавидел.

Зимой я все еще надеялся остановить его. Но проще было бы мне запихнуть носорога в детскую коляску…