Большая Берта

Спускаться в одиночку в прямой, как стрела, коридор было безумной дерзостью. А что, если ребята приоткроют двери, положат пальчики на курок и давай палить наперебой! И ваш Сан-А из новехонького сундука превратится в развалину, сплошь утыканную кусочками свинца, словно заклепками, — мечту антиквара.

Я не стал пренебрегать опасностью и взревел что было мочи. Такой вой мог бы в два счет эвакуировать пассажиров океанского лайнера, если в тот врезался в бетонный причал.

— Четвертый взвод, занять позицию в глубине коридора! Надеть маски! Гранаты наготове? Отлично! Взвод третий-бис, оставаться в подвале! Подрывники прибыли? Хорошо! Тогда средство сто шестнадцать! По местам!

Все это я орал, зажав нос и надсаживая горло, чтобы добавить голосу побольше металла.

Клянусь вам, верные мои друзья, никто, кроме Сан-Антонио, не способен на столь феноменальную, сногсшибательную наглость. Со времен финансовых пирамид о подобном не слыхивали! Я обращаюсь к бывалым людям, вы согласны со мной? Блеф, примитивный до предела! Даже если вам такое по телеку покажут, вы не выдержите, схватите молоток и разнесете ящик вдребезги. Меньших из моих собратьев (а Господь ведает, среди них есть меньшие), осмелься они подражать мне, комитет по литературе быстренько припечатал бы гневной отповедью. Их ущемили бы в правах. Отправили проводить уик-энд в кутузку на гнилой соломе. Им пришлось бы сотворить чудо, чтоб вернуть благорасположение Академии! Подхалимаж! Подарки! Посылать цветочки!

Просить прощения! Пластаться! Ползать на коленях! Валяться в пыли! Пообещать старушке-матери, жене, любовницам, что они больше никогда не будут! Предъявить медицинскую справку! Отречься! Поклясться! Короче, провалиться с треском!

Но я, Сан-А, ни перед чем не остановлюсь. Прежде всего мне важен результат.

Успех? Смотря как его понимать!

Добиться успеха и остаться неизвестным! По мне все средства хороши, лишь бы замаскировать мою гениальность. Раскрыться — значит потерпеть поражение. Я обречен быть необитаемым островом, где перебывала уйма первооткрывателей. Мрачная земля, а в ней несколько трюфелей. Стоит кому-нибудь отыскать один, он думает, что дело в шляпе. Тут-то и начинается! Фоторепортеры! Телевидение! “Сан-Антонио, говорят, в ваших испражнениях обнаружен трюфель? Как вы объясните этот феномен? Может, это у вас наследственное? Кто ваши предки? Русская герцогиня? А вы, случаем, не внебрачный внук Дюма-сына? У вас бывали эротические фантазии до того, как вас отняли от груди? Правда, что вас кормили исключительно пастеризованным фосфором? Или крошили сушеные мозги в кашу? А когда проявилось ваше второе “я”? Не в тот ли момент, когда вы возжелали свою сестру?” Так я вам и рассказал.

Представляете меня с корзинкой трюфелей? Однако щедрость может выйти мне боком. Некоторые подожмут губы. Привереды! “Скажите, но ведь это не самые лучшие трюфели? Они воняют, фи! Выбросьте…” Но при чем тут я, ведь я лишь сеятель. Не хочу обижать почтенных кормильцев Парижа, но трюфель сам по себе — не слишком приятная вещь. У него вкус заплесневевшей резины. Даже под соусом! И единственное достоинство: он дорог. Тут у меня нет возражений. За невзрачный пупырышек вы платите, как за банку икры. Цена вас гипнотизирует. И вы не только заглатываете эту гадость, но еще и громко выражаете восторг. Острота ощущений! Вы кладете эту слизь на тарелку, закатываете глаза, и трюфелю конец!

От грибов бывают глюки, ребята.

И если уж совсем начистоту, их обожают свиньи, потому свиней и приспособили их добывать!

Ну хватит отступлений! К концу книги я заболтался. Кое-кто нас уже покинул? Попутного ветра!

В подземном жилище царила тишина. За дело, мой любимый комиссар!

Я обнаружил, что все двери снабжены наружными задвижками, словно тюремные камеры. Пустячок, но весьма эффективно. Второе сходство с кутузкой — глазок, маленький мутноватый кружок.

Я приник к первому глазку. Благодаря большому углу отражения я увидел комнату целиком. Уверяю вас, на камеру она не походила.

Номер-люкс! Но действительно роскошный люкс! Стены обиты сиреневым бархатом. Мебель эпохи Людовика XVI (новодел). Диваны — чтоб я так спал! Картины мэтров и их ниспровергателей. Многослойные ковры, словно земная кора в разрезе. Сказка!

Я мысленно свистнул от изумления.

Поразило меня не столько убранство комнаты, сколько ее обитатель. Догадываетесь, о ком идет речь? Готовы откусить себе язык? И вы правы, потому что не нужен мне ваш язык за все золото мира, к тому же столь нездорового цвета!

За дверью, в трех метрах от меня, сидел в кресле и листал альбом по искусству эмир шах Помху, бывший хозяин Катшадеу, о чьей трагической гибели в руинах столицы Шашедубракмар было объявлено год назад.

Поистине руки опускаются, как заметил один хирург, отрезав пациенту здоровую ногу. Я ожидал увидеть кого угодно и даже кого не угодно, но только не шаха Помху! И где? В Ножане! Вы можете в такое поверить? Смотрите мне прямо в глаза — косоглазие не помеха! — и отвечайте: вы знали, что в комнате шах?

То-то!