Большая Берта

Предприимчивая мадам воспользовалась темнотой, чтобы прильнуть ко мне. И почему жирная проказница всегда норовит злоупотребить критической ситуацией? Клянусь, она так страстно прижималась, что я чуть было не заключил эту неугомонную тушу в объятия. Впрочем, дело было не только в Берте: усталость обостряет чувственность. Бессонной ночью мужчина превращается в дикого всадника, вооруженного стальным копьем. Если в течение дня он не уложил парочку трепетных ланей, то впору нанимать грузовик для вывоза излишков эмоций.

Кто-то неловко ковырялся в замке. Наконец дверь открылась. Очевидно, мать ангелочка вернулась в родное гнездо, словно эльзасский журавль.

Зажегся свет. Послышался кашель. Кашляла женщина. Затем она направилась в комнату, где спал ребенок.

Вы заметили: взрослые, разговаривая с младенцами, считают своим долгом переходить на кошачий язык. Они мяукают, мурлыкают, выдумывают самые идиотские словечки.

Женщина не изменила традиции. Надо было слышать, как она будила ребенка, заливаясь, словно мартовская кошка:

- Масенький, холосенький, агу, агу! Масенький хочет бай-бай! Ну-ну, открывай глазки, пора гуль-гуль! Ах ты моя плелесть! Киска! Рыбка! Просыпайся. Скажи: агу!

Берта становилась все настойчивее, осмеливаясь на дерзости, которые я обычно позволяю только избранным. Пришла пора как-то отреагировать. Стараясь не шуметь, я открыл кухонную дверь, шагнул в соседнюю комнату и замер на пороге.

Я ожидал увидеть блондинку с фотографии. Не тут-то было: над колыбелью суетилась старуха. И какого сорта! Законченная пьяница. В лохмотьях. На плечи был накинут дырявый платок. Подол юбки свисал клочьями, как у злых ведьм из детских книжек. Сальные волосы, возможно, были седыми. Утверждать наверняка я не решаюсь, поскольку их никогда не мыли. Спутанными лохмами они падали на плечи. Хотя я стоял в двух метрах, крепкий запах винища бил в нос, раздражал слизистую, посягал на уважение, которое я испытываю к хорошим винам.

- Вы, наверное, нянька? - осведомился я.

Старуха не вздрогнула, не подскочила на месте. Алкоголь притупляет реакцию. Услышав мой сладкий голос, она медленно, со скрипом, обернулась.

Честное слово, думаю, отрезанная голова в холодильнике выглядела более аппетитно, чем рожа этой уродины. Представьте себе гнилой сморчок, выкрашенный фиолетовой краской. Кожа была не просто пористой. Огромные поры, залитые вином, соединялись густой сеткой синих вен. Глаза - две захватанные, помутневшие пуговицы. Рот открывался в сумрачную дыру, где давным-давно стерлись следы зубов.

Она прохрипела нечто вроде "Це таке?". "Что такое?" - немедленно перевел я, хотя у меня не было при себе толкового словаря.

- Так как же? - настаивал я. Она нацелила на меня черный, лоснящийся палец, как у торговки газетами:

- Тык!

Я догадался, что "тык" должно означать "А кто ты такой?".

- Друг семьи, - представился я. - А как ваше имя, мадам?

Вместо того чтобы назваться, она задала вопрос, прямой и довольно неожиданный.

- Ты никогда не целовал мою задницу? - осведомилась сморщенная поганка.

Я кое-как нашелся что ответить.

- Не имел чести, мадам, и не искал ее, хотя ради такого удовольствия, наверное, стоило бы приложить усилия.

Церемонная речь не произвела впечатления на старую каргу.

- Кончай трепаться, придурок! - пробормотало чудовищное создание.

Берта пихнула меня в бок.

- Я не позволю этой твари оскорблять вас! - заявила воительница. Нет, вы только гляньте: какая-то мразь осмеливается наскакивать на комиссара! Чего вы ждете, Сан-Антонио? Наденьте на нее наручники! Да! Да! Я требую, буду свидетелем. Наручники и в кутузку!

Слово "комиссар" достигло слуха бродяжки.

- Черт, легавый! А я-то, приятель, приняла тебя за отца кутенка. Чтоб мне провалиться, вылитый папаша! Ну ладно, а кто эта жирная дура, что размахивает граблями?

Плач ребенка прервал опасное развитие знакомства. Бедный ангелочек был чем-то ужасно расстроен. Ума не приложу, как противостоять воплям младенца. В результате все трое склонились над колыбелью, несколько ошалев от крика малыша. Бедный козленок! Тот, кто готовил ему бутерброды, там, наверху, перепутал банки. Вместо варенья намазал хлеб дегтем. И ведь претензий не предъявишь.

Двойной удар - и все полетело вверх тормашками! Отец зарезан, у матери земля горит под ногами. Нянька - грязная оборванка. По соседству с бутылочками человеческая голова... Мечта, а не жизнь! Хотел бы я прочитать гороскоп этого парнишки.

- Масенький, гули-гули! - хором выводили Берта и бродяжка.

Малыш заорал еще громче, во всю мочь. На его месте я сделал бы то же самое.

- Как же его звать?.. - бормотала пьянчужка. - Мать вроде говорила мне... Арман... Не, не так... Помню, что начинается с "а"... О, точно! Антуан...

Почему меня вдруг охватила тоска? Почему тягучая волна вечной неудовлетворенности накрыла меня на секунду?

Антуан... Судьбой отмеченный Антуан! Маленький несмышленыш, затерянный в лицемерной, кровоточащей вселенной.