На этот раз доктор даже не фыркнул, а просто промолчал. Затем протянул нашему гостю лист бумаги и карандаш и сказал:
— Посмотрим, что он будет делать.
Сначала мужчина сидел спокойно, потом неожиданно принялся что-то лихорадочно писать. И так же неожиданно прекратил. Карандаш и бумага упали на пол. Доктор поднял их и покачал головой.
— Ничего. Только с десяток раз нацарапана цифра четыре, каждый раз все большая по размеру. Думаю, он хотел написать дом четырнадцать на Фаревей-стрит. Очень любопытный случай. Вы можете оставить его пока у себя. Сейчас я должен идти в больницу, но после ленча вернусь и сделаю все необходимые распоряжения. Очень интересный случай, не хотелось бы его упустить.
Я объяснил, что Пуаро должен уезжать и что я намерен проводить его до Саутгемптона.
— Хорошо. Оставьте его здесь. Никуда он не денется, у него полнейшее истощение. Думаю, проспит, как минимум, часов восемь. Я поговорю с вашей достопочтенной хозяйкой, миссис Пирсон, и попрошу ее присмотреть за ним.
И со свойственной ему стремительностью доктор Риджуэй покинул комнату. Пуаро поспешно заканчивал паковать свои вещи, ежеминутно поглядывая на часы.
— Время летит с невероятной быстротой. Теперь, Гастингс, вы не можете сказать, что я вам ничего не оставил. Ребус хоть куда! Человек ниоткуда. Кто он? Чем занимается? Да, черт возьми, я бы отдал два года своей жизни, чтобы заставить пароход уйти завтра, а не сегодня. Случай действительно крайне интересный. Но пройдут недели, если не месяцы, прежде чем этот человек будет в состоянии рассказать, зачем пришел.
— Я сделаю все, что смогу, Пуаро, — заверил я его. — Я постараюсь во всем разобраться.
— Да, конечно…
Мне показалось, что в его голосе прозвучали нотки сомнения. Я схватил лист бумаги.
— Если бы я писал рассказ, — сказал я, — то непременно объединил бы события сегодняшнего дня с тем, что вы мне рассказали раньше. И назвал бы его «Тайна Большой Четверки». — В такт этой фразе я стучал по нацарапанным незнакомцем цифрам.
И тут я вздрогнул от неожиданности, так как наш больной очнулся от оцепенения, сел на стоявший рядом с кушеткой стул и четко произнес:
— Ли Чан-йен.
У него был вид только что проснувшегося человека. Пуаро сделал мне знак молчать. Незнакомец продолжал. Говорил он четко, высоким голосом, и опять возникло такое ощущение, что он цитировал на память какой-то документ или лекцию:
— Ли Чан-йен — мозговой центр Большой Четверки. Он — их движущая сила. Поэтому назовем его Номер Один. Номер Два редко упоминается по имени. Во всех документах он фигурирует как латинская буква «эс», перечеркнутая двумя линиями, — знак доллара; или двумя полосками и звездой. Предполагается, что он американский подданный и символизирует власть денег. Номер Три, без всякого сомнения, женщина, француженка. Возможно, она одна из «дам полусвета» и ее используют как своего рода наживку, но это только предположение.
— Номер Четыре…
Его голос дрогнул, и он замолчал. Пуаро подался вперед.
— Ну, — подбодрил его Пуаро. — Номер Четыре… — Он не сводил взгляда с лица незнакомца, черты которого вдруг исказил ужас, казалось, неодолимый… Наконец он выдавил, задыхаясь:
— Палач-экзекутор… — и без сознания упал на кушетку.
— Господи… — прошептал Пуаро. — Так, значит, я был прав! Попал в самую точку!
— Так вы думаете, что это…
Он меня перебил:
— Перенесите его в мою спальню. Нельзя терять ни минуты, иначе я могу не успеть на поезд. Хотя, если честно, я бы не прочь опоздать — и в сложившихся обстоятельствах моя совесть была бы совершенно чиста! Но — я дал слово! Пойдемте, Гастингс.
Оставив нашего таинственного незнакомца на попечении миссис Пирсон, мы отбыли на вокзал и приехали в самый последний момент. В поезде Пуаро то пускался в длинные разговоры, то надолго замолкал, не замечая никого вокруг.
Затем, словно очнувшись, он давал мне очередную порцию поручений и настойчиво просил послать еще одну телеграмму тому-то, по такому-то адресу.
После того как мы миновали Уокинг, разговор наш сошел на нет, и мы стали молча смотреть в окно. Поезд до Саутгемптона нигде не должен был останавливаться, но вдруг впереди загорелся красный свет, и громко лязгнули тормоза.
— А-а! — неожиданно воскликнул Пуаро. — Какой же я глупец! Только теперь я все понял… Воистину, поезд остановился по велению самого Господа! Прыгайте, Гастингс, прыгайте, прошу вас.
В мгновение ока он открыл дверь купе и спрыгнул на обочину.
— Выбрасывайте чемоданы и прыгайте сами.
Я прыгнул. И как раз вовремя. Как только ноги мои коснулись земли, поезд тронулся.
— А теперь, Пуаро, — сказал я, слегка переведя дух, — возможно, вы мне объясните, что все это значит.
— Это значит, мой друг, что я увидел свет, и кое-что прояснилось.
— Но не для меня.
— Возможно, — пробормотал Пуаро, — но я боюсь, очень боюсь, что опоздал. Если вы возьмете эти два саквояжа, то я смогу понести все остальное.
Человек из психолечебницы