Холодные кольца охватили его ноги выше колен и медленно поползли вверх, сотрясая тело мелкой дрожью. Владимир не сомневался в том, что за ним приедут, — нужно было лишь терпеливо ждать, не допуская в свое сердце ни сомнения, ни страха, нужно было непоколебимо верить, что товарищи сейчас делают все для того, чтобы поскорей выручить его из беды. И он стоял неподвижно, на одном месте, чувствуя, как холодные кольца уже соединились в один большой обруч и этот обруч охватил и сдавил его бедра. Владимир ощущал только верхнюю половину своего тела, в которой еще держалось тепло.
«Терпеть и верить… Терпеть и верить», — повторял он про себя, как клятву.
Когда Коля сказал, что вода прибывает, Шугаев бросился к кусту, где стояла лодка, но лодки там не нашел.
— Где же лодка? — спросил он Бориса. — Ты же ездил на ней последний.
— Я оставил ее на прежнем месте.
— А привязал?
— Нет.
Лодку обнаружили метрах в полуторастах от острова: ее прибило волной к коряге.
— Нужно кому-нибудь добраться до нее вплавь, — сказал Шугаев, глядя на Протасова, и взгляд этот говорил: «Ты виноват, упустил лодку — и ты должен исправлять свою оплошность».
Но Коля уже сбросил с себя рубашку и торопливо расшнуровывал ботинки, Борис молчал, медленно расстегивая пояс.
«Какой себялюбец!» — с неприязнью думал Шугаев. Коля бросился в реку и поплыл, быстро взмахивая руками. Шугаев вздрогнул, как бы ощутив своим телом ледяную апрельскую воду. С тревогой следил он за Колей. Было уже темно, и Шугаев опасался, что Коля по своей близорукости проплывет мимо лодки. Ему стало досадно, что сам он не может броситься в воду из-за этого проклятого кусочка металла, отнявшего у него силу. Он нервно ходил по берегу, вглядываясь в сумрак и живо представляя себе, как Владимир стоит по грудь в воде, терпеливо ожидая помощи.
«Эта оплошность Протасова может стоить Дегтяреву жизни, — и Шугаеву уже казалось, что Борис нарочно сделал так, что лодку унесло. — Враг… Враг… Все равно, вольный или невольный. Даже если это только небрежность, а не злой умысел, — все равно враг… Небрежность оттого, что он не думает о других. Ему важно было поскорей похвалиться, что вот никто не поймал подсадную, а он поймал. Он бросил лодку… Да ведь и я хорош! Болтал с ним столько времени и не подумал о Владимире…»
Коля пригнал лодку.
Шугаев хотел сам ехать за Владимиром, но Борис решительно отстранил его от лодки.
— Вы не знаете, где этот островок, не найдете его в темноте, — сказал он, влезая в лодку.
Коля побежал к костру. Лодка исчезла во мраке. Шугаев подбросил в костер валежнику, и яркое пламя осветило черную воду, обступившую остров.
«Надо было поехать с ним, — с недоверием к Протасову подумал Шугаев. — Скажет: темно, не нашел…»
— Вы хорошо знаете Протасова? — спросил он Колю, который прыгал, стараясь согреться. — В каких он отношениях с Владимиром?
— Тут замешана женщина… Наталья Куличкова — невеста Бориса. Влюбилась в Володю… на почве музыки…
— А Владимир?
— Он любит Машу… Но Протасов считает его виновником своего несчастья, — сказал Коля, прыгая на одной ноге и склонив набок голову, чтобы вытряхнуть воду из уха. — А вообще Протасов мне не нравится.
Послышался выстрел. Шугаев вскинул вверх ружье и выстрелил в ответ.
— Значит, еще не нашел Владимира… Пора бы уж, — с тревогой сказал Шугаев, подбрасывая сучья в костер.
Борис помнил те бугры, на которых всегда сметывали стога сена. И даже теперь, в темноте, в разгар весеннего разлива, знал, как проехать от Лебединого острова к тем буграм, где был Владимир. По уровню воды Борис сразу определил, какая опасность угрожает Владимиру, и он почувствовал злую радость, что вот теперь наступил наконец час расплаты.
«Пусть остается там, на буграх… Скажу, что не нашел… И проверить меня никто не сумеет. Ночь… тьма… вода… закрутило… Вот и все… И конец всем моим страданиям… И я прав… Я защищаю себя, свое счастье…»
Борис перестал грести, закурил и, причалив к каким-то кустам, слушал грозное дыхание днепровского разлива. Вода все поднималась, и в душе Бориса, откуда-то из темных глубин, поднималось что-то беспощадное, злое… В кустах кто-то бултыхался возле лодки, и Борис вспомнил, как бултыхался Егорушка, когда он оттолкнул его от доски… Потом кто-то заохал — это охала лягушка в весеннем страдании, а Борису казалось, что вот сейчас из кустов выплывет Егорушка. Борис испуганно оттолкнулся веслом от кустов и погнал лодку по черной воде.
Он греб изо всех сил, сам не зная, куда плывет… Опять кусты…
В изнеможении он оттолкнулся веслом и чуть не уронил его, — казалось, кто-то схватил за весло и тянет, вырывает из рук.