Большая Гонка

Я пришел в себя в какой-то хижине, собранной из плотно связанных пучков сухого камыша, укрепленных на каркасе из тонких стволов какого-то дерева перевязанном растительными волокнами. Все это сооружение венчала крыша из точно таких же тонких стеблей, что и стены. Пол хижины был набран из тонких жердей и укрыт циновками, сплетенными из листьев какого-то растения. Единственным проемом в этой хижине, через который проходил свет, оказался по совместительству входом сюда. Причем, как я убедился в этом много позже, сама хижина стояла на сваях, и соответственно от ее пола до земли было довольно высоко. Но с другой стороны, здесь было достаточно прохладно и не так мучала влажность, от которой было трудно избавиться стоя на земле, наверное, за счет того что любой ветерок обдувал хижину со всех сторон и даже снизу,

Долгое время, я не мог понять, кто я, что я, и как сюда попал. Более всего поражало то, что люди изредка появляющиеся здесь были под стать самому жилищу. То есть на мужчинах присутствовала одна единственная деталь туалета — набедренная повязка, а у женщин ее заменяла короткая юбка из каких-то растительных волокон, грудь же была открыта и на нее похоже не особенно обращали внимания считая такое положение естественным. Единственной одеждой хоть как-то говорящей о том, что в мире имеются более цивилизованные места, оказалась именно моя. Хотя в данный момент, я был абсолютно гол. Впрочем, меня это не особенно смущало, как и женщин, которые ухаживали за мною приводя в порядок мое тело, которое похоже очень сильно пострадало. Отчего именно, было не слишком понятно, хотя бы потому, что последним моим воспоминанием было то, как я падаю с лесов, установленных на побережье возле города Понсе. Я точно помнил, что купил это место, под строительство детского парка развлечений, и вместе с инженером проектировщиком влез на поставленные леса, откуда упал по своей неосторожности. Такое действительно произошло со мною, но как я после падения с лесов оказался в этой хижине, было совершенно не понятно.

Еще хуже было то, что окружающие меня люди, разговаривали на совершенно непонятном для меня языке. Я попробовал было заговорить с ними по-английски, по-узбекски, попытался сказать по нескольку слов на Дари или Пушту, но никакого намека на то, что меня понимают, так и не увидел. Лишь, что-то похожее на отдаленно знакомые звуки, отразилось на лице одной из женщин, когда я заговорил по-испански. Но опять же, ни к чему хорошему это не привело. То есть возможно отдельные слова были и узнаны, но в ответ прозвучала нечленораздельная для меня речь, на каком-то зубодробительном наречии, в котором ясно улавливалось практически полное отсутствие гласных звуков, зато имелось множество рычаще-шипящих.

С каждым днем, я чувствовал себя гораздо лучше, однако так до сих пор и не мог понять, как я здесь оказался. С другой стороны, в сознании иногда мелькали, какие-то фрагменты воспоминаний, но из всех них, я уверенно вычленял только те, которые происходили со мной до падения со строительных лесов. Все остальное было совершенно непонятным, и порой даже пугающим. Почему-то вдруг всплыла в памяти четвероюродная сестра Фирюза, которая осталась в далеком Ташкенте, и о которой я ни разу не вспоминал, за все время моей жизни в Афганистане. А тут вдруг нарисовалась и еще высказывала мне какие-то претензии по поводу того, что я, якобы должен был встретить ее в аэропорту, а вместо этого проспал прилет самолета, занимаясь непонятно чем.

Вдруг ни с того ни с чего, я вдруг оказываюсь в каком-то бронетранспортере, участвующим в какой-то гонке и мало того, что должен пересечь обе Америки с севера на юг, так еще и я заплатил, за это заранее провальное мероприятие почти полмиллиона долларов, которые планировал запустить на покупку строительства курорта на южном берегу Пуэрто-Рико. Провальным же потому, что вместо того, чтобы стремиться занять лидирующие позиции, мы довольно часто останавливались в самых неожиданных местах, якобы для отдыха, а на самом деле для того, что едущие со мною скажем прямо — двое кубинских и один советский шпионы, обделывали свои дела под прикрытием гонки и такой заметной фигуры в исламском мире как я. Но самое интересное состояло в том, что я воспринимал все эти задержки совершенно спокойно, как будто бы заранее был уверен, что победа в гонке достанется именно мне, невзирая ни на что.

Чуть позже вспомнился разговор с Раулем Кастро, который предлагал мне сделку на реставрацию новой партии раритетных автомобилей, взамен участия его людей в какой-то гонке, в которой я якобы наверняка, захочу принять участие. Зачем мне это было нужно, я просто не понимал. Если я вдруг решу посетить любую из вышеназванных стран, почему бы мне просто не сесть в самолет, как все нормальные люди и не слетать в любое из этих мест в качестве туриста. Тем более, что у меня имелись деньги на это путешествие, да и мой паспорт позволял перемещаться по миру, без особых проблем, не особенно заморачиваясь на получение виз того или иного государства.