Большая грудь, широкий зад

— Да я это, я! — заорал он, выбираясь из кустов. — Ведь это ты, старина Дэн? Я тебя по голосу признал, а с тобой Сяо Би… Так и думал, что вас встречу! — Он подбежал к дубу и, задрав голову, стал всматриваться вверх. По ушам у него ручьём текли слёзы. Дэн и Би развязали пояса, которыми крепили себя на развилке, и по усеянным жёлудями ветвям неуклюже спустились вниз. Все трое крепко обнялись — с плачем, возгласами и счастливыми улыбками. Наконец, успокоившись, стали рассказывать о своих приключениях. Дэн когда-то был дровосеком в горах Чанбайшань, в лесу чувствовал себя как дома. Ориентировался по мху на деревьях. Через пару недель, когда осенние заморозки окрасили листву в горах в красный цвет, они стояли на невысоком, поросшем редкими деревьями горном склоне и смотрели на вздымавшиеся до неба валы океана. Серые волны неустанно бились о бурые прибрежные скалы и, как стадо овец, одна за другой неторопливо накатывались на песок.

— …На берегу с десяток лодок. Люди… Старухи, женщины, дети… Вон там рыба сушится… Морская капуста… горькая до чего… Песня печальная на ум пришла… Дэн сказал, там, за морем, — Яньтай…[156] От Яньтая до наших краёв… рукой подать… Так обрадовались… аж слёзы потекли… Стали всматриваться в морскую даль… на полоску синих гор… Это Китай и есть, говорит Дэн… Прятались в горах до темноты… Людей на берегу не осталось… Би торопит, давайте, мол, спускаться. Э-э, погодите, говорю, чуток… кто-то с газовым фонарём по берегу кругами ходит… Потом говорю, ладно, пошли… Больше месяца одну траву ели… Увидели сушёную рыбу… набросились хуже котов… жевали жадно, молча… Так несколько рыбин и умяли… Би говорит, в рыбе кости… Ещё морской капусты поели… Резь в животах началась страшная… колики… как от варёного доуфу… Би охает… Братцы, говорит, боюсь, кишки проколол костями… На проволоке, где сушили рыбу, клеёнчатый фартук висел… Я стянул его, завязал вокруг пояса… потом ещё женский халат нашёл, закутался… Больше месяца голый ходил… надел — человеком себя почувствовал… Подскочили к одной лодке, стали толкать… вытащили на воду… Промокли насквозь… Лодка неустойчивая… как большая рыбина… Забрались в неё… как плыть — не знаем… Один туда гребёт, другой сюда… Лодчонка вёрткая, рыскает… Нет, этак до Китая не дотянуть… Не пойдёт, братцы, говорит Дэн, назад давайте, а я говорю, никаких назад, лучше утонуть… хотя бы труп доплывёт в Китай!

Лодка качалась-качалась да и перевернулась, воды по грудь, барахтались, пока приливом не вынесло на отмель. Прибой грохочет, будто ожесточённая битва кипит, небо звёздами усыпано, вода мерцает. Пичуга продрог так, что язык не ворочался. Би тихо всхлипывал.

— Безвыходных положений не бывает, братцы, — сказал Дэн. — Главное — не падать духом.

— Ты самый старший среди нас, брат. Что думаешь, как быть? — спросил Пичуга.

— Мы народ сухопутный, — подытожил Дэн, — по морям не плавали. Выходить в море наобум — верная смерть. Столько сил на побег положили, нельзя же вот так взять и помереть! Давайте передохнём в горах, а завтра вечером поймаем рыбака, пусть доставит нас домой.

На следующий день вечером спрятались у дороги с палками и камнями в руках. Ждали-ждали и наконец увидели того самого, с газовым фонарём. Пичуга рванулся к нему, ухватил за пояс и повалил на землю. Тот как-то странно пискнул и потерял сознание. Дэн посветил фонарём, а это женщина. Вот беда! Би за камень схватился:

— Убить её надо, донесёт.

— Не смей, — осадил его Дэн. — Дьяволы мелкие жестоки, не будем же мы в этом с ними меряться. На Небесах за убийство женщины пять ударов молнией полагается. — И они поспешно удалились.

На отмели опять заметили свет. Есть свет — есть и люди. Стараясь даже не дышать, все трое осторожно направились туда. Слышался лишь шорох клеёнчатого фартука Пичуги. Возле дощатой хижины, откуда лился свет, валялись старые автомобильные покрышки. Прижавшись лицом к обитой горбылём двери, через широкую щель Пичуга увидел седобородого старика: тот сидел на корточках у железного котелка и ел рис. От аромата варёного риса желудок сжался в спазме, а душа заполыхала гневом: «Тудыть твоих предков! Нас так травой и листьями кормили, а сами-то рис трескаете». Он рванулся было в дверь, но его ухватил за локоть Дэн. Отошли от хижины в тихое место и уселись там голова к голове.

— Почему мы не вошли, брат? — заговорил Пичуга.

— Не торопись, — ответил Дэн. — Пусть поест.

— Тоже мне добрая душа, — проворчал Би.

— От этого старика, брат, зависит, сможем мы вернуться в Китай или нет, — сказал Дэн. — Ему, видать, тоже несладко живётся. Как войдём, руки ни в коем случае не распускать, попросить приветливо. Согласится — у нас есть шанс спастись, не согласится — придётся применить силу. Вы, боюсь, сразу разойдётесь, так что поначалу не вмешивайтесь.

— Что тут рассуждать, брат Дэн, — согласился Пичуга, — как скажешь, так и сделаем.

Когда они ввалились в хижину, старик перепугался и стал усердно наливать им чай. Пичуга смотрел на задубевшее от морского ветра лицо, и душа полнилась теплом.