Большая грудь, широкий зад

– Пять месяцев назад, – начал Сыма Лян, – я приобрел в магазине отеля «Гуйхуа-плаза» пачку цветных презервативов марки «Синфу»233. Мы с этой барышней провели вместе всего полчаса, и презерватив порвался. Негодное качество презерватива привело к тому, что она забеременела. В случае аборта ее здоровью и психике будет причинен серьезный ущерб, а если аборта не будет, придется идти на незапланированное рождение234. Поэтому мы хотим взыскать с фабрики-производителя миллион юаней.

– Как вы сказали, сколько времени вы этим занимались? – спросила женщина средних лет.

– Всего полчаса, – повторил Сыма Лян.

Та аж языком зацокала:

– Силы небесные, полчаса!

– Да-да, полчаса, – подтвердил Сыма Лян. – У меня это дело по часам расписано. Не верите – вот у нее спросите.

Женщина стыдливо потупилась.

– А ты не опускай голову и не стой, словно язык проглотила! – ткнул ее Сыма Лян. – Тебе же нанесен прямой ущерб. Всего полчаса, верно?

От стыда актриса разозлилась:

– Ага, полчаса! Да ты, ети его, полдня не слезал!

Работницы конфузливо и завистливо захихикали.

– Вы муж и жена? – поинтересовался лысый.

– Какие муж и жена! – поразился Сыма Лян. – Раз– ве муж и жена такими делами занимаются? Ну просто осел тупоголовый! – Лысый от таких выражений аж рот разинул.

– А какое у вас, уважаемый, есть доказательство, что именно порвавшийся презерватив привел к беременности вашей спутницы? – пришла на помощь лысому все та же женщина средних лет.

– А разве еще нужны доказательства?

– Конечно. Порвалась обувь – нужно предъявить в качестве доказательства рваную обувь; взорвался котел высокого давления – предъявляется этот разрушенный котел; порвался презерватив – нужно представить его.

– Эй, – повернулся Сыма Лян к актрисе, – у тебя осталось доказательство, нет?

Та вырвала руку и, закрыв лицо, зашагала к двери. Двигалась она на своих длинных ногах очень проворно, совсем не как беременная. Сыма Лян провожал ее хитрой улыбкой.

Когда он вернулся в свой люкс, Ша Цзаохуа поджидала его, сидя на подоконнике в чем мать родила.

– Ну что, признаёшь, что я девственница, или нет? – безразлично спросила она.

– Прекратила бы ты свой дурацкий цирк, сестрица! – не выдержал Сыма Лян. – Я в жизни перевидал женщин во сколько, и ты хочешь меня провести? Да если бы я хотел жениться, неужели имело бы значение, девственница ты или нет?

От пронзительного вопля Ша Цзаохуа его бросило в холодный пот. Она возопила так, что внутри у него все перевернулось, а от синего блеска в ее глазах перехватило дыхание, как от ядовитого газа. Он инстинктивно рванулся к ней. Но она подалась телом назад, и перед ним мелькнули лишь ее красные пятки.

– Видишь, дядюшка, к чему это привело? – вздохнул Сыма Лян. – Если прыгну из этого окна, точно буду недостоин имени сына Сыма Ку. И если не прыгну – тоже. Как быть, скажи.

Я стоял, не в силах вымолвить ни слова.

Сыма Лян схватил цветастый зонтик от солнца, оставленный в номере кем-то из женщин:

– Дядюшка, позаботься обо мне, коль помру. А не помру – значит, жить мне вечно.

Он раскрыл зонтик и со словами: «Эхма, была не была» – сиганул вниз и стал стремительно падать, как созревший плод с листком.

С помутившимся от страха взором я высунулся наполовину из окна и закричал:

– Сыма Лян!.. Малян…

Но Сыма Ляну было не до меня. Он падал, вцепившись в зонтик, и от этого зрелища просто дух захватывало. Внизу, задрав головы, за ним следили случайные прохожие. В небе было полно голубей, и они роняли помет прямо в разинутые рты. Тело бедняги Ша Цзаохуа распласталось на бетоне трупиком маленькой собачонки. Сыма Лян упал на раскидистую крону платана, зонтик, словно большой цветок, скользнул по веткам, и Сыма Лян приземлился на аккуратно подстриженные, как усы Сталина, вечнозеленые кусты – они разошлись в стороны брызгами зеленого ила. Толпа зевак с криками ринулась к нему. Сыма Лян выбрался из кустов как ни в чем не бывало, отряхнулся, похлопав себя по заду, задрал голову вверх и помахал рукой. Лицо у него напоминало цветной витраж в церкви, когда мы ходили туда детьми.

– Малян!.. – сдавленно крикнул я.

Сыма Лян пробрался через толпу к главному входу, подозвал такси и нырнул в него. За ним неуклюже устремился бой в красном. Такси обдало всех черным выхлопом и, ловко маневрируя, влилось в поток машин на главной улице.

Я выпрямился и глубоко вздохнул, словно пробудившись от долгого сна. Внизу, залитые солнечным светом, раскинулись необозримые торговые ряды Даланя – хмельные, разомлевшие, наполняющие надеждой и расставляющие ловушки лабиринты магазинов и лавок. На краю города ярко отливала золотом матушкина семиярусная пагода.

– Отведи меня в церковь, сынок, – слабым голосом проговорила матушка. Она уже еле видела, да и то лишь левым глазом. – В последний раз…

Взвалив ее на спину, я целых пять часов тащился, петляя по закоулкам, пока за общежитием труппы маоцян, где земля покраснела от выбросов с фабрики химических красителей, не нашел недавно отстроенную заново церковь.