Большая грудь, широкий зад

Расстреливать немого привели на то же место, где казнили Ма Туна: у заросшего посередине камышом и закиданного по краям мусором вонючего болотца на южной окраине деревни. Его приволокли туда со связанными за спиной руками и с петлёй на шее. Перед ним выстроился почти целый взвод с винтовками.

После эмоционального выступления комиссара, которое было адресовано собравшимся жителям деревни, солдаты подняли винтовки и передёрнули затворы. Командовал ими комиссар. В тот самый момент, когда пули уже должны были вылететь из стволов, вперёд выпорхнула Линди в белоснежном одеянии. Казалось, она парит над землёй, подобно небожительнице.

— Птица-Оборотень! — вырвалось у кого-то.

В памяти присутствующих ожили чудесные деяния и её овеянная легендами история. О немом словно позабыли. Пританцовывающая перед толпой, как журавль на болоте, Птица-Оборотень была прекрасна как никогда. Её лицо, подобное то красному лотосу, то белому, нежно сияло. Фигура великолепна, полные губы просто обворожительны. Всё так же пританцовывая, она приблизилась к немому и остановилась. Склонив голову набок, заглянула ему в лицо, и немой расплылся в дурацкой улыбке. Она протянула руку, погладила по жёстким, как войлок, волосам, тронула чесночную головку носа. И вдруг неожиданно сунула руку немому между ног, ухватилась за его греховодного дружка, обернулась ко всем, по-прежнему склонив голову набок, и рассмеялась. Женщины поспешно отвернулись, мужчины же с вороватыми ухмылками смотрели во все глаза.

Комиссар кашлянул и скомандовал одеревеневшим голосом:

— Убрать её, продолжаем казнь!

Немой задрал голову и что-то промычал, вероятно выражая протест.

Птица-Оборотень руки с его дружка так и не убрала, и её полные губы плотоядно изогнулись, выражая естественное, здоровое желание. Охотников выполнить приказ комиссара так и не нашлось.

— Барышня, — громко вопросил он, — так это изнасилование или всё было по доброму согласию?

Птица-Оборотень ничего не ответила.

— Он тебе нравится? — снова обратился к ней комиссар.

Птица-Оборотень молчала.

Комиссар глазами отыскал в толпе матушку и, обращаясь к ней, смущённо сказал:

— Видите, как вышло, тётушка… По мне так вообще лучше позволить им жить как муж и жена… Бессловесный Сунь совершил проступок, но не такой уж, чтоб заплатить за него жизнью…

Ни слова не говоря, матушка развернулась и стала протискиваться сквозь толпу. А потом все видели, как она шла: медленно, еле переставляя ноги, словно тащила на спине тяжеленную каменную плиту. Люди провожали её взглядами, пока вдруг не услышали, как она взвыла. Все тут же отвели глаза.

— Развяжите его! — вполголоса бросил комиссар, перед тем как повернуться и уйти.

Глава 17

Дело было в седьмой день седьмого месяца, когда на небе тайно встречаются Пастух и Ткачиха.[83] В доме царила жара, а комаров было столько, что казалось, они цепляются ногами. Матушка расстелила под гранатовым деревом циновку; мы сначала уселись на неё, а потом улеглись, слушая её рассказы вполголоса. Вечером прошёл небольшой дождь. «Это небесная Ткачиха льёт слёзы», — сказала матушка. Воздух наполнился влагой, изредка налетал прохладный ветерок. Над нами поблёскивали листья. В пристройках солдаты зажгли самодельные свечи. Комары просто одолевали, хоть матушка и пыталась отгонять их веером. В этот день все сороки в мире собирались в небесной синеве и, примкнув друг к другу клювами и хвостами, возводили мост через катящую серебряные валы реку, чтобы на нём могли встретиться Ткачиха и Пастух. Дождь и роса — их слёзы. Под тихое бормотание матушки мы с Няньди, а также сынок Сыма всматривались в усыпанное звёздами небо, выискивая именно те, о которых она говорила. Даже восьмая сестрёнка, Юйнюй, задирала голову, и глазки её сверкали ярче звёзд, увидеть которые ей было не дано. В проулке тяжёлой поступью прошли сменившиеся часовые. Из полей доносилось кваканье лягушек, а в сплетениях гиацинтовых бобов на заборе застрекотала другая ткачиха,[84] выводя свои трели. Во мраке шарахались большие птицы, мы видели их смутные силуэты и слышали шелест крыльев. Пронзительно верещали летучие мыши. С листьев звонкой капелью скатывалась вода. На руках у матушки посапывала Ша Цзаохуа. В восточной пристройке по-кошачьи взвизгивала третья сестра и в свете свечи покачивалась большая тень немого. Они уже стали мужем и женой. Их брак засвидетельствовал комиссар Цзян, и тихие покои, куда приносили подношения Птице-Оборотню, превратились теперь в покои брачные, где Линди с немым предавались своим страстям. Птица-Оборотень часто выбегала во двор полуголая, и один солдат так засмотрелся на её прелести, что немой ему чуть голову не открутил.

— Поздно уже, спать пора, — сказала матушка.

— В доме жарко, комары, можно мы здесь поспим? — заныла шестая сестра.