Читаем Большая игра полностью

— Остригся! — поправляет его Спас. — Почти под нуль.

— Ну и пусть остригся! — шмыгнул носом Иванчо. — И не под нуль, а под номер два… И потом, мы ведь решили…

— Решили, — виновато сказал Андро, впрочем не особенно смущаясь.

— Нарушаешь правила игры. — Иванчо уже готов был простить Андро.

«Игра, игра»… — вслушался в его слова Крум.

Какая игра?

Игра в пионеры?

Не могут же они играть в школьников? Они и на самом деле школьники.

А в пионеры могут?

Ведь играют во что-то, чего на самом деле нет.

Если они настоящие пионеры, разве тогда красные галстуки, пионерские отряды, пионерские знамена — игра?

Или это их гражданский долг, как учеба? А может, даже нечто большее?

«Подожди, подожди!» По привычке Крум развел руками, и все уставились на него.

— Подождите!

Большой стоп!

Как тот, который нарисовал Паскал. Опять Паскал! Опять Лина! Опять Чавдар!

— Подождите! — снова выпалил Крум.

Яни и Евлоги, Спас, Иванчо Йота, Дими, Андро — все ждали.

Верно, Андро поступил нехорошо. Нарушил их договоренность. И вроде даже посмеялся над товарищами, отправившись в школу в неглаженом, измятом галстуке.

Но не смеялись ли они сами над всем этим раньше, когда шли на пионерский сбор или в школу в неглаженых, нестираных галстуках? Не смеялись ли, пусть невольно, над пионерскими символами? Над собой?

А что ж это, как не насмешка, глумление, пренебрежение? Насмешка и глумление над чем?

«Некрасиво звучит, Бочка! Некрасиво и слишком сильно!» — слышались Круму голоса товарищей, но он продолжал безжалостно судить и себя, и их, и все плохое, что было в их сегодняшней жизни.

Мальчики, похоже, догадывались о том, что обдумывает сейчас Крум, почему он вдруг посерьезнел.

Крум искал в себе силу и опору, чтобы воспротивиться Лине, Чавдару и их постыдной тайне — целуются уже, а у самого мать сидела в тюрьме. И ему вдруг раскрылась тайна о нем самом. И первое, о чем он подумал, был его пионерский галстук, его принадлежность к пионерской организации.

Да, быть пионером — это вовсе не шутки, это дело серьезное.

— А вы знаете, что значит быть пионером? — спросил Крум скорее себя самого, чем товарищей.

Мальчики в недоумении уставились на него.

— Ты что, экзамен решил нам устроить? — озадаченно спросил Яни.

Андро усмехнулся: «Пронесло!» И снова почувствовал себя уверенно.

Иванчо ощутил зыбкий холодок, пробежавший по стриженой голове.

Спас шагнул, словно решил подкинуть мяч ногой.

Дими представилась водная дорожка в плавательном бассейне.

Евлоги перебросил сумку в другую руку. Он был левшой, иногда и писал левой рукой.

Евлоги всегда в минуты смущения стремился освободить левую руку.

Чистые рубашки надели, алые галстуки на груди — что еще нужно этому Круму?

Что значит быть пионером?

Да это каждый знает! Даже чавдарцы…

— Быть первым! — резко произнес Крум.

— Хорошо, пусть так, — не сразу согласился Иванчо. Казалось, ему нужно какое-то время на размышление. — Но в чем первым?

— Во всем! — сказал Крум, взглянув на часы. — Пошли!

Шли быстро. Домашние задания чисто написаны, уроки выучены назубок, как все легко, осуществимо и заманчиво!

— Разве у нас сегодня пионерский сбор? — изумленно раскрыв рты, спрашивали мальчиков разные там лентяи и сони и оторопело останавливались на тротуаре, на горбатом мостике, на школьном дворе.

Но они молчали. Таинственно перемигивались. Чувствовали: что-то задумал их Крум, их Бочка, и если даже не придумается еще что-нибудь особенное, то заставить весь класс остолбенеть от удивления тоже неплохо. Да что класс! Всю школу поразили друзья Крума белыми рубашками и красными пионерскими галстуками!

15

Это была самая обыкновенная софийская речка, летом почти исчезавшая в своем каменном русле, весной — полноводная, во время проливных дождей в горах — бурная. Случалось, речка вырывалась из тесного русла, разливалась до самых крутых берегов, угрожающе бурлила. Была она тогда темно-коричневой и мутной, в чем-то похожей на металлическую вереницу автомобилей, тянувшихся по шоссе вдоль ее берегов.

«Вода поднялась! Вода поднялась!» — кричали тогда ребятишки и бегом мчались к мостикам; свешиваясь через перила, они часами смотрели на мутные бурные волны. Чем дольше смотрели, тем явственнее им казалось, что это не вода течет, а мост движется и они вовсе не какие-то там обыкновенные мальчишки, а морские капитаны. Или, еще лучше, пираты. А может быть, опытные лоцманы. В общем, моряки, которые бесстрашно ведут свои корабли по океану при девятибалльном шторме.

Под двумя широкими мостами у перекрестков, плотно прижавшимися к обшитому каменными блоками руслу, река, хоть и полноводная, корчится, как укрощенный зверь, не в силах побороть мощные, непоколебимые опоры. Совсем другое дело стоять на горбатом мостике, воздушном, легком, без всяких опор перекинувшемся дугой от одного берега до другого. Стоишь, а вода так и кипит! Страшно, сердце замирает — и в то же время до того здорово! Кажется, отрываешься от берегов, от самой земли, и всего тебя вдруг наполняют самые дерзкие, самые головокружительные мечты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Проза для детей / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия / Детская литература