Большая игра

И действительно, вместе с Рудиным из столицы прибыла целая ревизионная комиссия и невысокий краснолицый толстяк, который, как вскоре выяснилось, теперь возглавит «Севернефть». Это вызвало бурные пересуды в обеденный перерыв. Уходящего директора жалели. Во-первых, за последние несколько лет к нему все привыкли и перемен откровенно побаивались. Во-вторых, он был неплохой мужик, хотя все знали, что он подворовывал, но так как делал это, что называется, в меру, никто не считал это весомым поводом для увольнения. Еще больше жалели референта директора Олесю, которая весь день, не скрываясь, утирала слезы. Все были в курсе, что она спит с шефом, и считали их чудесной парой, так как Олеся была хороша собой, не зазнавалась и была не замужем, а директор был весьма видный мужчина. Хотя и женатый, но жена его предпочитала проводить большую часть времени в столице и любовью в офисе «Севернефти» не пользовалась.

Иван Андреевич, проведя недолгий разговор тет-а-тет с уже бывшим директором, выпил кофе и пребывал в благодушном настроении. Увольняя сотрудников, он никогда не мучился угрызениями совести и сожалениями. Когда в голове его появлялась мысль о том, что «так надо», все дальнейшие действия были подчинены только реализации этой идеи. Так надо. Компании. Стране. Президенту. Или просто ему самому. Так надо.

Рудину доложили, что о встрече с Сэротэтто договорились и через час уже можно вылетать.

— Через час? Чудесно, за час можно еще много кого уволить. — Иван Андреевич внимательно посмотрел на вытянувшегося перед ним заместителя директора «Севернефти», гадающего, ожидает ли его участь своего начальника, или удастся удержаться на плаву. — Ты же по общим вопросам зам был, правильно?

Стоящий перед ним человек кивнул. Его кадык дернулся.

— Ладно. Не боись, может, и дальше будешь. Давай-ка пока реши мне один общий вопрос. Пришли ко мне эту, как ее… девицу директора вашего бывшего.

— Олесю, — услужливо подсказал человек.

— Ну, значит, Олесю, до вертолета же еще час почти.

Человек бросился бегом из кабинета. Лицо его выражало восторг. Он остается. Он в деле. Он нужен шефу.

Вертолет набрал высоту, и буквально через десять минут редкая тайга сменилась бескрайними просторами тундры. Мелькали одно за другим бесчисленные озерца подтаявшей вечной мерзлоты.

«И как их сюда занесло? — подумал Рудин. — Ну ладно, мы за нефтью пришли. А они зачем? За мерзлотой? Чудные они существа…» Как и у многих его подчиненных, отношение Рудина к представителям коренных народов Севера представляло собой некую смесь брезгливости и удивления. Резкий и ничем не перебиваемый запах оленьих шкур и немытых тел, чумазые загорелые лица, обрывистая речь, всякое отсутствие желания что-либо менять в сложившемся укладе жизни. Тупиковая ветвь развития, немного ушедшая от неандертальцев и обреченная на вымирание в современном мире.

«И чего мы с ними носимся? Напринимали законов бестолковых, а теперь ведь и не отменишь, на весь мир такой шум поднимут. — Рудин поморщился. — А сколько денег на них тратим!» Иван Андреевич несколько раз принимал участие в открытии построенных «Первой нефтерудной» новых зданий для школ-интернатов детей коренных северян. Здания строились на совесть, укомплектовывались всем необходимым оборудованием, да и на содержание детей выделялись вполне приличные деньги. Однако это не мешало северянам, прожив десять лет за чужой счет и получив еще в придачу квартиру от государства, оставлять на вбитом в стену гвозде свою европейскую одежду, надевать вонючую малицу, сшитую из оленьих шкур, и отправляться «кочевать» со своими соплеменниками. В пустых квартирах они потом появлялись два-три раза в год на неделю-другую, чтобы обналичить в банке получаемое от государства пособие, закупить в местном магазине водки, хлеба и сигарет, поучаствовать в каком-нибудь Дне оленевода или ином подобном празднике, к которым приурочивались визиты, после чего опять исчезнуть в ледяных просторах тундры. По мнению Рудина, тундра должна уже быть вечнозеленой от вбуханных в нее нефтедолларов, однако, к удивлению, она оставалась неизменно белой три четверти года, а остальное время цвет ее менялся от грязно-серого в начале лета, когда сходил последний снег, к грязно-рыжему в конце лета, перед тем как выпадет снег первый. И лишь небольшой промежуток времени тундра наливалась летней зеленью, словно вдруг на нее опрокинули огромную бочку зеленки, растекшуюся на сотни километров вокруг. Выросшая по колено трава колыхалась на ветру, создавая иллюзию морских волн, во всяком случае так говорили сами северяне. Но, возможно, потому, что они не видели моря настоящего. С теплой бирюзовой водой и маленькими полосатыми рыбками, которые смело плавают рядом с людьми, ожидая, когда их покормят хлебными крошками.