Большая игра

Наследник вступал в Ташкент при полном параде. Войска стояли шпалерами, провожая глазами поднятый личный штандарт Цесаревича. Улицы подмели, деревья по возможности подстригли. Многотысячная толпа выстроилась вдоль домов. Гремела музыка, а знамена расквартированных в городе полков гордо заявляли о силе русского оружия.

Во главе четвертого эскадрона я находился недалеко от Кауфмана и лично наблюдал, как тот, окруженный генералами Головачевым, Бардовским, Абрамовым, Троцким и еще несколькими, приветствует цесаревича. К нам примыкали эскадроны Пасторина и Бурмистрова — ради такого случая их на время вызвали из Самарканда и Джизака.

Купцы, знатные мусульмане, священники, муфтии и почетные граждане Ташкента расположились отдельной, богато одетой, группой. Полицейские и приданная им в помощь пехотная рота с трудом сдерживали многотысячную толпу, состоящую из мещан, рабочих, крестьян и местных жителей.

По русскому обычаю цесаревичу поднесли хлеб-соль. Заблаговременно отобранные благородные девицы подарили ему три букета цветов. Сама встреча произошла под триумфальной каменной аркой, специально построенной к данному событию. Арка, судя по всему, впоследствии станет одной из достопримечательностей города.

— Ваше императорское высочество, город Ташкент и весь Туркестанский край рады встречать вас в сей славный день! — четкий голос Кауфмана звучал в тишине, которую нарушали лишь взволнованные перешептывания в толпе и похрапывание коней.

— Здравствуйте, Константин Петрович, — сказал наследник, пожимая руку генерал-губернатору. — И я рад лично приветствовать вас и поблагодарить от имени Императора за верную службу во благо России!

— Ура! — раздался единый крик собравшихся войск. Вновь заиграл марш.

Наследник оглядел собравшихся. Меня он узнал, но вида не подал и скользнул взглядом дальше. Николая Романова окружала великолепная свита, облаченная в роскошные мундиры и сверкающая многочисленными наградами. Оренбургский генерал-губернатор Крыжановский держался по правое плечо наследника, слева стоял генерал Отто Рихтер. Позади находилась дюжина полковников, включая нашего князя Ухтомского, Шауфуса, Леонтьева, Константиновича и прочих.

Тут же Николай Романов принялся делать щедрые пожертвования, по тысяче, и более рублей — для церкви и будущего храма, на гимназию, училище и полицию, развитие дорог, дом инвалидов и запланированного фонтана. Десять тысяч было передано Кауфману для строительства памятника «во славу русского оружия при покорении Средней Азии».

В доме офицеров Александрийских гусар состоялся официальный обед, на котором присутствовало великое множество гостей. Дамы блистали платьями и украшениями.

Было заявлено десять перемен блюд. Распечатали меню, которое включало в себя суп раковый, пирожки, дикого сайгака, котлеты из кур, осетрина с дымком, заливное из фазанов, заливное из рыбы, салаты, сладкое хлебное и мороженое. Даже думать не хотелось, сколько потратила Канцелярия Кауфмана на организацию всего этого великолепия.

Согласно традиции офицерских собраний, шампанское подавали сразу же после супа и далее при любой перемене блюд.

— За вас, Константин Петрович, и за ваш цветущий Туркестанский край! — наследник поднял бокал, предлагая первый тост.

С несколькими товарищами и вернувшимся из отпуска Андрюшей Некрасовым я разместился за одним из столиков. Нас и наследника отделяло около двух десятков людей. Забавно было наблюдать, как многие стремятся оказаться поближе к Николаю, считая подобное знаком уважения и поводом для тщеславия.

— Фазаны! — с пренебрежением хмыкнул Некрасов, поднимая бокал во время очередного тоста. — Ишь, ты, прилетели!

Фазанами называли не только красиво одевающихся, ищущих ордена и должности, но при этом никогда не воевавших офицеров, но и выпускников Академии ГенШтаба. И хотя я и сам окончил сие славное заведение, фазаном себя не считал, да и товарищем моим никогда бы и в голову не пришло так меня называть.

Бессмертные гусары особенно не любили фазанов. Дело в том, что в 1854 г. во время последней войны с турками, командовать гусарами назначили полковника Карамзина — гуляку и «салонного» командира, сына известного историка. Он прибыл в полк с твердым намерением научить боевых офицеров, как «правильно и быстро» побеждать неприятеля. С этой целью 31 мая он возглавил рейд по вражеским тылам и грубо нарушил ряд общепринятых в таких случаях предписаний, пренебрегая необходимыми мерами безопасности. Недалеко от деревеньки Каракул в Малой Валахии состоялся бой. Итогом стал разгром полка, приданной к нему сотни донских казаков и конной батарее. Погибло 19 офицеров, 109 гусар, 200 человек оказались ранеными в той или иной мере, четыре орудия достались неприятелю, а знамя удалось спасти лишь чудом. Сам Карамзин пал в бою, но это уже ничего изменить не могло.