Большая игра

Задай вопрос кто иной, цесаревич обязательно бы обиделся и прекратил разговор. Но Соколов спрашивал по-дружески и без фамильярности. Так что наследник ответил в таком же тоне.

— Здоровье мое никогда не поправится окончательно, я тебе уже об этом говорил. Боткин, которого я вынудил признаться, с горечью сообщил, что я вряд ли протяну больше пятидесяти лет. Так что каждый год по осени я уезжаю на лечение и постоянно ловлю себя на мысли, что умирать мне пока совершенно не хочется. А поход… Я же буду среди офицеров и слуг, которые устроят меня со всем возможным комфортом. Так что, думаю, все обойдется. Тем более, наш поход будут освящать в газетах, а мне хочется показать всему миру, что члены Царской Семьи не чураются трудностей и невзгод, которые выпадают на плечи их подданных.

— Хорошая идея, — одобрил Михаил. Он задумчиво дернул себя за ус и все же высказался. — А насчет того, сколько тебе суждено прожить… Пятьдесят лет не так уж и мало. Ведь главная мера жизни не годы, а деяния. Можно дожить до восьмидесяти, но ничего после себя не оставить. Христа распяли в тридцать три года. Македонский прожил столько же, Лермонтова убили в двадцать семь.

— Замечательно сказано, Миша! Сам придумал насчет деяний?

— Сам.

— Одобряю. Я запомню, мне понравилось.

— Запомни. Так что с походом?

— Конечно, я отправлюсь с Кауфманом. Мне и самому интересно посмотреть на все, что здесь творится.

— Представляю, какой резонанс в Европе вызовет твое участие в войне. В газетах появятся заголовки, наподобие «Русский наследник решил примерить на себя лавры Карла XII или Эдуарда Плантагенета, Черного принца».

— А что, не самые плохие аналогии, — наследник негромко рассмеялся.

Разговор тек неспешно и спокойно. Романов давно заметил, что именно так их беседы и происходят. И так получалось потому, что Соколов никогда ничего не просил для себя.

— Помнишь, я рассказывал тебе про реформы Столыпина? — переменил тему друг.

— Конечно. Этого человека я взял на карандаш, он у меня не пропадет. Кстати, Столыпин уже десять лет как родился. Не знал?

— Нет, — с легкостью признался Михаил. — Но тебе надо подготовить почву, уже сейчас можно начать отлаживать механизм переселения людей за Урал.

— А я на месте не сижу, — с немалой гордостью признался цесаревич. — И с Императором данный вопрос проработан. Как только закончится кампания, в окрестности Саратова отправятся первая тысяча людей из Московской губернии.

— Тысяча? Ни мало ли?

— Тысяча семей, это тысяч восемь-девять крестьян. Хорошее число, самое то, чтобы без суеты и перегибов предоставить им новые земли, построить школы, дома и посмотреть, с какими трудностями они столкнутся. А Саратов пусть и не Урал, но все же мы начнем с него, прежде чем переселять людей на большие расстояния. Да и без железной дороги дальше Оренбурга они добраться пока не смогут.

— Замечательно, кстати, насчет школ — ты же помнишь, что я говорил об образовании? По моему скромному мнению, Россия допустила фундаментальную ошибку, не введя бесплатного обязательного начального образования. Канцлер Бисмарк его ввел, и страна буквально взлетела.

— С образованием не все так однозначно. Данная реформа подразумевает огромные средства. Тысячи учителей, новые здания, учебники, форма, мебель, подобное не так-то просто взять и сделать. Тем более, Император пока не до конца определился по данному вопросу. В общем, нужно немного подождать, год или два.

— Я-то подожду, — Михаил улыбнулся. — Но все же постарайся продавить данный вопрос. Образованному человеку не так-то легко запудрить голову всякими байками о светлом будущем, которое будет построено на костях миллионов. А когда такой человек обеспечен, когда у него есть хороший дом, пара коров, дюжина свиней и отара овец, он трижды подумает, стоит ли ему что-то менять в жизни.

* * *

После беседы с цесаревичем, все, кому полагалось, узнали, что нас с ним что-то связывает. Ташкент — город относительно небольшой. Здесь можно хранить секреты, как мы делали в Чугуеве и Петербурге, но Николай перестал забивать себе голову подобными глупостями. Скорее всего, ему просто надоело. А может, он хотел «подстегнуть» меня и сделать все возможное, чтобы я быстрее вошел в его свиту.

В чем-то я его даже и понимал. Глупо рисковать человеком, который знает историю и может оказаться настолько полезным. Таких людей надо беречь. Вот только я сам себя беречь не собирался, и не желал жить в золотой клетке.

— Да, Мишель, сдается мне, что тебя ждет славное будущее! — радостно приобняв, сообщил мне Некрасов. — Надеюсь, когда ты взлетишь выше Александрийского столба, то не забудешь о старых друзьях? — он заразительно засмеялся.

Андрей, Тельнов, Егоров, Рут, Дворцов, Фальк и еще несколько товарищей окружили меня и потребовали разъяснить, как так у меня получилось.