Тем временем, гусары закончили все дела, перевязали раненых и собрали всю добычу. Из трофеев нам досталось свыше двух десятков лошадей и множество оружия — как огнестрельного, так и холодного. Правда, лошади никак не могли считаться арабскими скакунами, да и оружие не тянуло на качественный продукт американских или немецких заводов, мы все же взяли его себе. Добыча есть добыча, она всегда пригодится. А часть я пристрою в будущую коллекцию, ему там самое место.
В нескольких переметных сумках погибших туркменов нашлась вода, вино, сушеные фрукты и вяленое мясо. Остальное просто оставили — всякие халаты, шаровары и стоптанные сапоги нам без особой надобности.
Правда, не по-людски казалось оставлять погибших, но хоронить их, значило потерять целый час времени. Тем более, туркмены никогда не хоронят своих врагов. Обирают до нитки и оставляют, где лежали, на радость шакалов и стервятников. Так что мы платили им той же монетой.
Дворцов и Фальк закончили допрашивать пленников. Их отпустили, пригрозив, что в следующий раз пощады не будет. И по лицам степняков я понял, что они сделают все возможное, гадюкой изовьются, но постараются больше не попадаться на глаза гусарам Смерти. Именно такого эффекта я и добивался. Нас должны бояться. Неприятель должен проигрывать схватку еще до ее начала, лишь увидев нашу форму.
Мак-Гахан неожиданно вспомнил, что у него был слуга, какой-то мальчишка по имени Жалын. Американец буквально умолял отправиться на его поиски, и я согласился.
Похоже, судьбу Жалына беспокоила одного лишь Мак-Гахана. Его людям, Ак-Маматову и Мустрову, явно не хотелось отправляться на поиски.
Вполне ожидаемо, Жалына не нашли. Скорее всего, парень погиб. А если выжил, то должен вернуться на дорогу и отыскать место схватки, где мы оставили ему воду.
Спустя пятнадцать минут выдвинулись. Эскадрон растянулся, голосистые песенники в первых рядах затянули наш полковой гимн.
Американец вертел головой, осматривая моих гусар. Надо полагать, он кое-что о нас слышал, да к тому же прямо сейчас испытывал огромную благодарность за спасенную жизнь, о чем успел сообщить мне еще на поле наше схватки. Интересно, кем мы выступаем в его глазах? Как он нас оценивает?
На вечернем привале, когда жара спала и спиртное уже не вызывало отвращения, я, как и обещал, позволил гусарам выпить по чарке водки. На эскадрон полагалось полтора ведра спиртного, счет был давний, так сказать, освященный традицией. Именно для такого случая одна из лошадей и везла на себе пару бочонков.
Налили и американцу.
— О, водка! Благодарю! — он немного торжественно поднял серебряную стопку с арабской вязью (еще один из моих трофеев) и кивнул. — За моих спасителей, Бессмертных гусар! — после чего лихо опрокинул огненную влагу в горло.
Обратный путь ничем не запомнился. На Хал-ате находился арьергард, состоящий из казаков, двух рот 3-го Туркестанского линейного батальона и трех сотен джигитов с верблюдами. Руководил ими подполковник Меллер-Закомельский. Помогал ему войсковой старшина Гринвальд, командующей 5-ой Семиреченской сотней.
Меллер-Закомельский окончил Старую Школу. Годом ранее, чем я, он учился в Академии ГенШтаба, служил в Лейб-гвардии Гусарском полку, затем перешел в пехоту и до нынешнего похода командовал гарнизоном Ура-Тюбе. Он был смелым и решительным человеком, успевшим и повоевать и получить ранение в голову. Мы с ним знали друг друга с Академии и неплохо ладили.
— Все же ты отыскал американца, — добродушно констатировал он, когда мы въехали в его лагерь. — Как все прошло, Михаил?
— Нормально, Саша, — я вымотался, говорить особо не хотелось. — Где Кауфман и цесаревич?
— Ушли дальше. Сейчас наверняка уже на Адам-крылгане.
— Ясно, — товарищ сообщил вполне ожидаемые новости, войско стоять на месте не будет. — А это кто? — я указал на группу богато одетых степняков в очень красивых бухарских халатах, сидевших вокруг богатого шатра.
— Бухарский посланник Иссамедин-мирахур. Он желает встретиться с Кауфманом и узнать, чем может помочь повелитель Бухары войску Белого Царя.
— Ха, испугались бухарцы.
— И не говори, — мы одновременно улыбнулись.
На самом деле, в действиях повелителя Бухары имелась определенная логика. А точнее, заурядная восточная хитрость, которую часто путали с дипломатией. Эмир Музаффар просто отправил посланника напомнить о себе и о своей верности. Так, на всякий случай, чтобы спокойней было, а то вдруг русские по какой-то причине захотят посетить Бухару.
Поужинали, поспали и выдвинулись дальше. От Хал-ата до Адам-крылгана насчитывалось семнадцать верст.
В дороге мы с Мак-Гаханом немного разговорились. Я не стал вербовать его на сторону русской разведки. По лицу видно, он человек честный и на подобное вряд ли согласится. Свою способность применять мне не хотелось, и я решил ничего не делать — тем более, американцем интересуется Кауфман. Мне нет особого смысла влезать в это дело с риском навлечь на себя неудовольствие.