Большая игра

— Похоже, хан посчитал меня большим лгуном, — со смехом поделился американец, во время нашего очередного обеда, состоящего из арбузов, дынь и винограда. Жара стояла такая, что ничего больше в горло не лезло. — Я сказал ему, что до Америки четыреста дней, как ходят верблюды, но только по морю. Он не верит, что такое море можно пересечь на пароходе, тем более за две недели. Но больше всего его поразило, что наш хан, как он называет президента, царствует всего четыре года, а затем добровольно отдает власть новому хану, которого избирает народ, — американец засмеялся, довольный рассказанной историей. — После таких баек в его глазах я стал окончательным вруном. Где это видано, чтобы хан без принуждения передавал свой пост?

Януарий человеком оказался общительным. Удивительно, но за столь короткое время он приобрел немало друзей среди офицеров, которые наперебой зазывали его на завтрак, обед или ужин. Он даже со Скобелевым успел сойтись.

Две недели прошли быстро, войско отдыхало и восстанавливало силы. А затем последовал очередной приказ, и мы выступили из города. Туркмены на западных землях Хорезма отказывали подчиниться, и их пришлось усмирять.

Это был не очень продолжительный и совсем не опасный поход. Главная проблема заключалась в моральной составляющей. Туркмены отказывались покориться, а потому следовало «преломить им хребет», как выразился Головачев. За этим термином скрывалась нелицеприятная сторона войны — разрушение домов, сжигание полей, конфискация имущества. Туркменам следовало преподать урок, показать тяжелую руку и отомстить за все их прошлые «подвиги». Вот только радости подобные меры большей части офицеров не доставляло.

Согласно данным разведки, йомудов насчитывалось двенадцать тысяч кибиток.

Выступивший отряд возглавил генерал Головачев. С собой он взял пять сотен казаков при десяти орудиях, ракетную команду, восемь рот пехоты и наш полк.

Сначала мы двигались к Хазавату, за которым начинались земли непокорных йомудов. Путь лежал через сады и маленькие озерца, затененные развесистыми вязами. Абрикосовые деревья все еще блестели на солнце золотисто-розовыми плодами. На вкус они были слаще меда. Правда, есть их стоило аккуратно — они хорошо расслабляли желудок. Подполковник Тельнов ругался, что гусары уделали всю округу.

Узбеки толпами выходили навстречу, предлагая хлеб, плоды и молоко. Их мы не трогали, они считались если и не друзьями, то союзниками.

Через двадцать верст местность начала меняться, благодать закончилась. Чем дальше от Аму мы удалялись, тем суше становилась степь. Садов становилось меньше, хотя деревни и поля туркменов располагались вдоль дорог практически непрерывной линией.

Жилища выглядели покинутыми и пустыми. Уходя, жители забрали все, что только можно было. В некоторых очагах еще тлел огонь.

Головачев приказал сжигать все, что только можно. Такая война мне не нравилась, но в полку нашлись и те, кто с большим энтузиазмом принялся за дело.

Здесь все было сухое — поля, соломенные крыши домов, заборы, коровники, арбы. Все это вспыхивало, как спички. Огонь ревел, как живой. В небеса поднимались клубы дыма, а после нашего войска оставалась выжженная полоса в три версты шириной. Слышался непрерывный плач женщин и детей. На сердце было тяжело.

В одной из деревень туркмены сами подожгли дома и подловили одну из пехотных рот. Ветер дул на нас и солдатам пришлось несладко, прежде чем они вырвались из горящей деревни.

Отряд быстро отошел назад, но около десятка человек получили ожоги. Через полчаса скрылось солнце, небо затянули облака, пошел мелкий дождь — редкое для Хивы явление.

Эти дни туркмены старательно избегали правильного боя, который не сулил им ничего хорошего. Вместо этого они безостановочно нападали на нас со всех сторон, днем и особенно ночью, резали и старались побольнее нам досадить.

Все это продолжалось до определенного момента. Впереди себя мы гнали многотысячную толпу мирных жителей, женщин, детей и стариков, с ревущими верблюдами и коровами. Туркменам пришлось остановиться и дать нам бой, защищая своих сестер, матерей и жен.

Йомуды заняли позицию у Кокчука.

Наше войско выстроилось на холме, на краю пустыни, встав в две линии, каждая сотня со своим значком, развевающимся на ветру. В трех верстах впереди расположились туркмены, конница по флангам и пехота в середине. Общая численность их колебалась в районе десяти тысяч человек.

Туркменские кони были чудо как хороши, идеально подходящие для местного климата, выносливые и понятливые. Все это время йомуды издевались над нами, галопируя и не давая приблизиться. Казаки не могли их догнать. Даже мы, на своих скакунах, и то, практически всегда им проигрывали.

Сам йомуд представлял собой любопытный тип воина — феноменально умелого всадника, беззаветно храброго, но напрочь лишенного малейших понятий о дисциплине.