Большая игра

Два дня спустя Поттинджер со своим отрядом прибыл в небольшой глинобитный кишлак Мугси, где собирался заночевать. Но от этой мысли отказался, узнав о происходящем. Как рассказали местные, всего за несколько дней до прибытия отряда шайка вооруженных разбойников убила сардара и его семью и захватила кишлак. Одному из сыновей старосты удалось бежать, а бандиты осадили дом, в котором юноша укрылся и который незамедлительно показали Поттинджеру и его людям. Несчастному юноше, чей отец отказался пускать разбойников на возделанные поля возле кишлака, заявили, что либо он выйдет из дома на расправу, либо его уморят голодом. Никто из жителей кишлака не попытался его защитить, а небольшому отряду Поттинджера не имело смысла вмешиваться. Не оставалось другого выхода, кроме как продолжить путь и бросить несчастного юношу на произвол судьбы.

Три дня спустя Поттинджер поймал себя на мысли, не близок ли его собственный последний час. В селение Пухра он прибыл с рекомендательным письмом от сардара предыдущего кишлака. Письмо это он представил хану Пухры, который велел своему чиновнику-мирзе прочитать послание вслух. К величайшему смущению Поттинджера, в письме высказывалось подозрение, что паломник, прошедший через их кишлак, на самом деле человек высокого происхождения, возможно, даже хан, который отрекся от привилегированной жизни ради скромного существования праведника. Поттинджер не сомневался, что все это писалось с наилучшими намерениями, дабы обеспечить ему доброжелательный прием. Но одновременно сказанное грозило разоблачением – за личиной фальшивого паломника вполне могли опознать неверного-христианина и вдобавок англичанина. Разоблачение и вправду состоялось, причем с самой неожиданной стороны.

Когда было прочитано письмо сардара, окружившая Поттинджера толпа жителей кишлака принялась с новым интересом его разглядывать. И тут внезапно подал голос мальчуган лет десяти-двенадцати: «Если бы он не сказал, что святой человек, я бы поклялся, что он приходится братом тому европейцу Гранту, который приезжал в прошлом году в Бампур…» Наблюдательный мальчик был недалек от правды. Годом раньше капитан У. П. Грант из Бенгальской туземной пехоты был направлен для обследования побережья Макрана, с тем чтобы выяснить, сможет ли вражеская армия пройти в Индию этим путем (он доложил, что это возможно). В ходе своей разведывательной миссии он на несколько дней проник в глубь страны, в окрестности Бампур в восточной Персии, к которому Поттинджер как раз приближался. По удивительно несчастливому стечению обстоятельств этот мальчик – едва ли не единственный из присутствующих, видевший живого европейца, – умудрился того встретить и подметить известное сходство.

Потрясенный Поттинджер постарался скрыть свое беспокойство. «Я попытался сделать вид, что ничего не слышал, – записал он, – но мой смущенный вид меня выдал». Заметив это, хан спросил, правда ли он на самом деле европеец. К облегчению Поттинджера, было добавлено, что, если это и так, бояться нечего, никакого вреда ему не причинят. Поняв, что продолжать запираться бессмысленно, Поттинджер признался, что он действительно европеец, состоит на службе у богатого индийского купца. В начале путешествия подобное признание вполне могло стоить ему жизни, так как в нем сразу заподозрили бы английского лазутчика. Теперь же он находился совсем рядом с персидской границей и, следовательно, чувствовал себя в большей безопасности, хотя о полном спокойствии речи не было. Более того, его легенду раскрыли лишь частично: его истинный род деятельности и подлинная цель присутствия в этих краях оставались тайной.

К счастью, хана позабавила эта уловка, и он не нашел ничего предосудительного в том, что неверный выдает себя за мусульманского праведника. Зато одураченный проводник Поттинджера не скрывал своих чувств. Поначалу он отказался поверить в признание Поттинджера и поведал хану и собравшейся толпе, как святой человек уверенно вел богословские дискуссии. Хан смеялся от всего сердца, когда проводник описывал, как Поттинджер брал над ним верх в вопросах религии, которой, как теперь выяснилось, ничуть не придерживался. Досаду и замешательство проводника усугубил один из спутников Поттинджера, заявивший, что он, дескать, с первого дня знал, что тот не паломник (впрочем, европейца в нем все равно не угадал).