Большая игра Слепого

– Так может, вы все-таки присядете? – сказал майор Митрохин.

– А что вас интересует? – быстро спросил старик Скуратович.

– Кое-какие факты, Василий Антонович, из вашей жизни. Возможно, вы единственный, кто сможет нам помочь.

– Я никому не хочу помогать, я сам нуждаюсь в помощи.

– А, что вам надо, может, я могу быть вам полезен?

– Вы мне никак не можете быть полезны, вы же даже не в состоянии отключить газ.

– Почему не в состоянии? А где бы вы хотели, чтобы мы отключили газ?

Глаза Скуратовича безумно сверкнули:

– Как это где? Везде, везде, по всей Москве. Я захожу в подъезд, а в подъезде газ, спускаюсь в метро, там тоже газ. В автобусах газ, в троллейбусах газ…

– Это выхлопы, Василий Антонович, автомобили, понимаете? Бензин сгорает…

– Вы мне будете сказки рассказывать! Какой-то майоришка, который не знает толком, как называется учреждение, где он служит, меня еще будет поучать!

Заискивающий тон Митрохина с самого начала был ошибкой. Чувствуя слабину собеседника, Скуратович пошел в наступление – необразованных людей он не уважал.

– Да вы присядьте, давайте поговорим. И не надо злиться, я же перед вами ни в чем не виновен.

– Пока еще нет, а вообще, вам только кажется, что вы ни в чем не виноваты. Виновны, виновны, каждый человек в чем-то виновен. Вы виновны уже одним фактом своего рождения, – быстро проговорил старик Скуратович, отвернулся от собеседника и стал смотреть в окно на больничный двор. – А уж службой в КГБ и подавно…

Он умолк, увидев широкоплечего мужчину в кепке и серой рабочей куртке, который с ящиком слесарных инструментов неторопливо пересекал двор, направляясь к тому кордусу, где располагалась палата Скуратовича. В зубах у мужчины дымилась зажженная сигарета. К нему подошли двое больных, и Скуратович догадался, что те просят у него закурить. Слесарь угостил их, и они втроем постояли немного посреди двора, о чем-то оживленно беседуя. Больные, с которыми разговаривал слесарь, были из того же корпуса, что и Скуратович.

– Василий Антонович, – как если бы обращался к глухому, окликнул старика майор Митрохин, – а это правда, что вы работали главным хранителем Смоленского краеведческого музея?

Старик вздрогнул.

– А откуда вы знаете? – вопросом на вопрос ответил он, облизывая тонкие губы, и нервно завертел головой, как будто отмахиваясь от назойливой мухи или комара.

– У меня есть отзывы директора вашего музея.

– А мне плевать на его отзывы, – скривился старик, – и вообще, мне на всех плевать. Меня ничего не интересует, от вас мне абсолютно ничего не надо и, Вообще, оставьте меня в покое, дайте спокойно дожить до положенного срока… Я больной человек! Я – сумасшедший. Загнали, затравили, спасу от вас нет, скрыться от вас негде, даже здесь, в больнице, достали.

– Извините, Василий Антонович, а кто вас достал? – прервал сбивчивый монолог старика Митрохин.

– Все достают: зять, внук, да и дочка тоже, пуще некуда. И милиция, врачи – все так и норовят меня обидеть. И вы туда же – нет бы предложить мне кофе, если хотите поговорить о чем-нибудь важном. А то вот так, ввели в кабинет с решетками на окнах, как на допрос приволокли. Ничего я вам не скажу. Да, работал я хранителем, но ушел, я на пенсии и плевать на вас на всех хотел. Вообще, мне все надоело, я хочу есть, я ухожу, – старик Скуратович вскочил и попытался покинуть кабинет, но это ему не удалось: дверь оказалась заперта. – Выпустите, выпустите меня отсюда! – закричал старик Скуратович.

Ему с первого взгляда не понравился майор Митрохин. Бывает же так: взглянешь на человека, и сразу что-то недоброе чувствуется – от одного его вида становится не по себе. Вот и Василию Антоновичу этот улыбающийся высокий мужчина с короткой стрижкой черных курчавых волос почему-то сразу внушил такую неприязнь, что хоть в петлю лезь. И даже еще ничего не услышав от Митрохина, не перекинувшись с ним и парой фраз, Скуратович настроился крайне агрессивно.

Митрохин выскочил из-за стола:

– Да погодите вы, Василий Антонович! Мне с вами серьезно надо побеседовать, а вы истерику устраиваете.

Старик вдруг обессиленно опустился в кресло, закрыл голову руками и заплакал. Митрохину от всего этого стало не по себе. Он как чувствовал: лучше бы Хохлов сам поехал в психлечебницу и сам прощупывал обезумевшего старикана. Ведь еще вчера по телефону лечащий врач предупредил, что разговаривать со стариком почти бесполезно, и вряд ли он хоть чем-нибудь окажется полезным, но решили: попытка не пытка. Хохлов же с утра отправился по антикварам, и в дурдом пришлось ехать Митрохину. И вот что из этого получилось: информации ни грамма, а старик разнервничался, слезы катятся по щекам, плечи трясутся, пальцы дрожат, того и гляди забьется в припадке…

– Ладно, ладно, Василий Антонович, давайте забудем этот разговор. Если вы не хотите вспоминать, не хотите нам помогать, то и не надо. Тем более, что, скорее всего, вы ничего и не знаете, – майор Митрохин решил пойти другим путем и достать старика провокационными вопросами. – Ведь правда, вам ничего не известно о коллекции барона Отто фон Рунге?