Большая искра

– Значит, выдать им предписание прибыть в Череповец. Сопровождающего пусть им дадут до Череповца. Сопровождающего – не конвой. В штабе фронта рассказать между прочим, что Брежнев и Корнеев будут наказаны по партийной линии. Все документы по делу заберёшь себе. Но ничего по ним делать не надо. Принесёшь их мне, я визу поставлю. Да, и ещё, в штабе фронта предупреди, что дело – обычное, особо секретить его не надо. Но всех, кто будет интересоваться, брать на карандаш и сразу сообщать мне про таких интересующихся. Вопросы?

– Никак нет. – И Болотин кивает на дверь в приёмную. – Мы хоть ничего там не попортили?

– Много будешь знать – скоро состаришься. Сказано – по партийной линии накажут за халатность и потерю бдительности. Всё, беги исполняй.

30 января – 1 февраля 1943 года. Псков – Череповец – Москва.

Вот и пришлось мне наконец побывать в прославленных демократической общественностью застенках кровавой гэбни. Честно говоря, думал меня за расстрел полицаев мотать будут. Ан нет. За побег Дрехслера с гауптманном Боссом на личном самолёте Шелленберга. И что мы с Вадиком должны были фронтовым особистам рассказать про операцию ГРУ по внедрению нашего человека в окружение главы Абвера? Понятно дело – здесь все свои, болтать не будут, но допусков у них к этой операции нет, и потому неслед нам с ними на эту тему болтать. Ничего. Денёк-другой посижу на гауптвахте. Не впервой. Вспомню курсантские годы. Пару раз тогда на губу залетал. И один раз даже уже старшим лейтенантом пришлось в офицерской камере пару дней провести в Ташкенте.

Тогда отпуск совпал с присвоением очередного звания. Обмывали всем офицерским составом батальона новые звёздочки на погоны, ну а я ещё и за свой первый отпуск из Афганистана проставлялся. Ужрались, короче, знатно. Как собирался – не помню. Боевые товарищи утром загрузили мое тело и тела ещё троих отпускников в батальонную «шишигу»[269] и в сопровождении старшины батальона отправили на кабульский аэродром. Как грузились в Ил-76, помню смутно. Весь полёт до Ташкента проспал. И вот Родина встречает своих героев. Фанфары. Ага. Сначала под крылом самолёта нас встречают погранцы. Досмотр. «Ваша сумка, товарищ старший лейтенант?», «Откройте». Открываю доставшуюся по случаю от разведчиков парашютную сумку. Мать моя женщина! Две РГДшки, две полных обоймы к ПМу и магазин к «калашу» с десятком патронов в нём. Приехали. И чё делать?

Вот за что Союз я люблю, так за здравый смысл и справедливость. В Россиянин отхватил бы за такой груз в аэропорту срок по полной программе. Тогда же патруль отвёз меня на гарнизонную губу. На следующий день пришёл капитан из военной прокуратуры. Взял объяснение. Был пьян. А боевые товарищи перепутали тревожную сумку с отпускной. Сумка с вещами в отпуск осталась в Афгане, а тревожная прилетела со мной в Союз. Залёт, конечно, конкретный. Но никто моей крови не хотел. За сутки прокурор связался с особистами полка, те всё мною сказанное подтвердили, и ещё через день я уже ехал на малую родину. Командир полка по моему возвращению из отпуска, конечно, по мне потоптался, выговор объявил и десяток караулов вне очереди влепил[270].

А теперь вот сижу опять на гауптвахте. В дисциплинарном порядке генералов не сажают на гауптвахту. Если посадили – однозначно уголовка. Политику шить вряд ли будут. Скорее халатность или саботаж, но без политического умысла. Но думаю, Хайретдинов с Юговым быстро сообразят, чё почём, и проинформируют кого надо. Так что расслабляемся, отдыхаем и предаёмся воспоминаниям. Благо бить меня пока не бьют, кормят терпимо, матрас на нарах имеется – чего ещё желать. Не заметил, как заснул. В кои веки днём сплю.

Противно скрипит дверь. Продираю глаза. На допрос? Оппа!

– Товарищ генерал, на выход с вещами.

Уже товарищ? Быстро вопросы тут решают. Конвойные выводят меня во внутренний двор, следом в сопровождении таких же хмурых и неразговорчивых бойцов приводят Корнеева. Садимся в стоящий тут же во дворе «Додж». Кроме нас в машине водитель и лейтенант с вещмешком, в котором, по звуку слышно, наши с Вадиком штатные пистолеты. Едим. Замызганный двухэтажный домик на окраине Пскова. Передовой пункт управления Сев-Зап Фронта. Лейтенант проводит нас к начальнику особого отдела фронта. Никаких извинений. Во-первых, фронтовые особисты всё правильно сделали, в рамках имевшейся у них информации. Во-вторых, нас пока никто не оправдал, но принято решение, что наказывать будут по партийной линии. В общем, признано, мы не враги, но хорошего леща заслужили. Как руки до нас дойдут, так и отвесят. В смысле – вот бригада в полном составе доберётся до нового пункта дислокации, там проведут партсобрание, разберут наше дело, выслушают мнение старших товарищей из вышестоящих парторганизаций и примут решение, как нас за потерю бдительности наказать. А пока получите табельное оружие и предписание о следовании к месту службы. Вот этот лейтенант вас сопроводит на аэродром и вместе с вами до Череповца на самолёте прокатится.