Большая Хета сердится

Варчи ох как ждал этого дня, когда отец заберёт его с собой! Отец Варчи оленевод. Всю зиму он кочевал с оленьим стадом в лесотундре, там из-под рыхлого снега — оленям легче добывать корм. Сейчас весна, и хоть мороз ещё крепкий и с крыш ещё не свисают сосульки, оленьи стада уже движутся на север. Движутся медленно — у мам-важенок появились малыши, — однако к тому времени, когда наступит летняя комариная пора, стада уже дойдут до Ледовитого океана, там прохладно и комары не так донимают оленей. Когда стадо проходит не очень далеко от посёлка, родители приезжают в школу-интернат за ребятами. Учёба ещё не кончилась, но детей оленеводов отпускают раньше, потому что когда стадо уйдёт за сотни километров, его уже не догонишь. Они и школьную программу поэтому заканчивают раньше.

Варчи будет всё лето кочевать по тундре. На разлившиеся от талой воды озёрца прилетят дикие утки, гуси, кулики, гагары, невообразимый галдёж поднимут. Шумно в тундре станет. Олеконе знает это — отец не раз брал её с собой в стойбище. В тундре простор: месяц иди — ни одного дома не встретишь. Поднимешься на сопку — впереди только оленьи спины да рога колышутся, конца-края не видно. Идти за стадом, собирать отбившихся оленей нелегко. К вечеру так и падаешь на меховую подстилку. Но Варчи этого не боится. Варчи сильный.

Олеконе тоже скоро поедет домой. К себе, на Большую Хету. К крутым берегам с густыми зарослями тальника, к песчаным островам, возле которых стаями ходит рыба. Будет уходить туда на лодке, неводить, радоваться, когда рыбы в невод попадёт много. Только без Варчи ей будет скучно. Вместе-то всю зиму как весело было!

— Идём рыбачить, — кричал ей Варчи, просунув в приоткрытую дверь пионерской комнаты свою лохматую голову.

В руках у него было всё нужное для подлёдного лова.

Они сбегали с крутого, в снежных надувах берега.

— Маленько осторожно, упадёшь, — смеялся Варчи.

А она, не удержавшись, всё же скатывалась вниз.

Потом Варчи долбил пешней уже крепко схваченные льдом старые лунки. А она готовила лески.

На какую глубину опускать блесну, как раздразнить сонную рыбу, чтобы она схватила приманку, Олеконе знает точно. Леска в её руке дрожит, подёргивается. Значит, и блесна на глубине шевелится, как живая, приманивая рыбу. Рыба ходит где-то рядом, но в чёрной воде лунки, из которой густо идёт пар, ничего не видно. Тут нужно ох какое терпение! Руки стали красными от мороза, их ломит, но Олеконе не показывает вида — нельзя при Варчи. Ещё посмеётся:

— Маленько жарко?

Но вот подсечка — и рыба на крючке! Она всё ещё сонная и не очень-то понимает, что с ней случилось. Скоро из воды высовывается лупоглазая морда линя или усатая сома. И тут рыба начинает рваться из рук. Варчи бежит от своей лунки, помогает Олеконе вытянуть рыбу.

— Однако, счастливая ты, мне рыба только хвостом махнёт и — к тебе. Ты что, слово знаешь? — смеётся он.

После мороза хорошо было греться у раскалённой печки в пионерской комнате и читать интересную книгу. Чаще читала она. А Варчи слушал. И тут же — чирк-чирк карандашом — на бумаге уже горбатый медведь вылезает из берлоги, а то мчат большерогие олени, да не по холмам и горам, а прямо к облакам взвиваются!

— Это что — олени-птицы? — удивлялась Олеконе. — Так же не бывает.

— Не бывает, не бывает… А ты откуда знаешь? — сердился Варчи и тотчас вместо луны, что смотрела сверху, рисовал её рожицу, смешную, но очень похожую.

Она не сердилась. Ну и пусть смешная!

Всё было хорошо, пока не прилетели пуночки. Как пропели они по всему посёлку и возле их интерната, что идёт весна, совсем другим Варчи стал. Забросил всё: рыбалку, лыжи — а на лыжах-то они наперегонки сколько по холмам бегали! — игры разные. Только одну игру не забросил — «Олени и пастухи». Эту лихую игру у них все ужас как любят! С маутом — арканом — в руке Варчи и другие «пастухи» бежали за ребятами, понарошку олешками. Со свистом пролетал в воздухе его маут и арканил без промаха. Варчи прыгал от радости, совсем как первоклашка, и выкрикивал что-то одному ему понятное. Лишь одного «олешка» он ни разу не смог заарканить — её, Олеконе. Она, как дикий оленёнок, стремглав убегала от него, увёртывалась, даже падала, когда петля готова была захлестнуть. А в конце игры, подняв высоко «рога» — ветки тальника, торжествующе пробегала мимо Варчи, мимо всех «пастухов».

Варчи не выпускал из рук маут и, когда игры не было, набрасывал его на всё, что увидит: на столбик, на куст, на пробегавших мимо мальчишек и девчонок… Понятно, ведь скоро он будет в оленьем стаде арканить настоящих пугливых и быстрых олешков. Всех мальчишек в интернате охватила сейчас «тундровая горячка», только и разговоров: «Вот скоро за мной приедет отец…», «Вот скоро в тундру уеду…»

Теперь Олеконе все дни сидит на лавке у окошка, шьёт бакарики, расшивает их цветными кусочками материи и бисером, так красиво расшивает, как никто больше в интернате не умеет. Посмотрел бы Варчи! Нет, не смотрит. Олеконе обидно. Олеконе гордая, она ничего не скажет Варчи. А всё равно ей обидно…