Старосты один за другим потянулись к сцене. Только в рядах восьмого «В» наблюдалась суета и возня. Дело в том, что старосты в этом классе до сих пор не было. За журналом — что было главной обязанностью классного старосты — ходили в учительскую все, кому не лень. А организационные вопросы решал в приказном порядке строгий, но всегда справедливый командир Пётр Брониславович. Вот и сейчас среди учеников восьмого «В» шла борьба за то, кому идти на сцену тянуть бумажку. Никто не хотел брать на себя ответственность. А предводитель Пётр Брониславович был занят и не видел ничего вокруг: со счастливой улыбкой на лице он набирал на своем мобильном телефоне SMS-сообщение для любимой жены Галины Гавриловны.
— На подготовку спектакля вам даётся ровно три недели, — говорила тем временем Маргарита Алексеевна, — и ровно через три недели в этом самом зале мы с вами, а вместе с нами и вся школа увидим шесть театральных постановок. Итак, это будут: драма, трагедия, комедия, оперетта, рок-опера и балет. И сейчас какой класс что вытянет, то и будет готовить для конкурсного показа. Ну, уважаемые старосты, приготовились. Подходите к Валентине Петровне и… тяните каждый по одной бумажке!
Пять рук одновременно сунулись в шапку.
— Пётр Брониславович, Пётр Брониславович, ну пожалуйста! — взмолились девочки восьмого «В» класса, от которого на сцене в момент раздачи так и не было представителя.
— Что, что? — засуетился Пётр Брониславович, отправивший наконец сообщение.
— На сцену, на сцену идите!
— Бумажку тяните!
— Узнайте, что нам показывать-то?
— Да не тяните же — тяните идите!
Пётр Брониславович соколом влетел на сцену и схватил из шапки последнюю бумажку. И только после этого сообразил — а почему, собственно, этого не смог сделать ни один из его учеников? Он грозно посмотрел в зал — но ученики лишь разводили руками и нетерпеливо спрашивали: «Что? Что нам досталось?»
— Жанры распределились следующим образом! — констатировала завуч, проходя вдоль выстроившихся в ряд старост и поочерёдно заглядывая в их бумажки. — Восьмой «Б» показывает трагедию, девятый «В» драму, девятый «А» балет, восьмой «А» рок-оперу, девятый «Б» комедию и восьмой «В»… — С этими словами она усмехнулась, оглядев застывшего с бумажкой в руке физкультурника — мужчину богатырского сложения. И повторила: — И ученики восьмого «В» — оперетту!
Пораженный словом «оперетта» Пётр Брониславович поспешил убраться со сцены, где старосты всех остальных классов продолжали топтаться и спрашивать у завучей, что им теперь делать с этими комедиями, балетами и трагедиями.
— Оперетта какая-то… — загнусили недовольно ученики восьмого «В», когда классный руководитель вернулся к ним.
— Лучше бы…
— Что — «лучше бы»? — строго спросил Пётр Брониславович. — Отставить критику действий руководства. Не нравится оперетта — могли бы сами выбрать себе что-нибудь из шапки. А то ишь — они делегата не могли на сцену послать. Стыд, позор!
— Почему это оперетта — позор? — поинтересовалась завуч Валентина Петровна, совершенно неожиданно вынырнув из-под руки Петра Брониславовича и внимательно оглядывая его учеников. — У нас все жанры хороши, кроме скучного. Правильно, ребята?
— Да… — нестройно и вяло затянули те.
— А оперетта — это очень весёлый жанр. У вас есть шанс сделать самую смешную постановку, всех развеселить — и выиграть конкурс! — задорно добавила завуч и направилась к классной руководительнице девятого «А», которая призывно махала ей рукой.
И тут, не сговариваясь, все ученики восьмого «В» посмотрели на Антона Мыльченко — мечтателя и витателя в облаках, сочинителя стихов и рассказов, за которым с первого класса закрепилась слава чуть ли не местного сумасшедшего. Вот теперь-то он, вечно гонимый и непонимаемый народом, оказался нужен. Кто, как не он, постарается и придумает для своего родного класса оперетту?
— А ну-ка, Мыльченко, давай напряги мозги.
— Ты ж понимаешь, что нам оперетта нужна.
— Вот и придумай по-быстрому сценарий, — тут же окружили его девочки.
— И мы спектакль поставим…
Их кольцо постепенно сжималось. Несчастный Антоша заметался. Вроде бы вот он, желанный успех и признание, но…
— Я, да я… — запинаясь, заговорил Антоша. — Стихи могу, да, прозу тоже… А оперетту я никогда, нет, никогда…
— Ну надо же когда-нибудь начинать, — резонно заметил кто-то из мальчишек.
Девочки, ободрённые поддержкой, ещё активнее принялись тормошить бедного поэта.
— Антоша, ты можешь! — проникновенно говорили они.
— На тебя одна надежда!
— Ты должен спасти класс! Для всех постараться…
— Ведь ты же стихи пишешь? Рассказы сочиняешь? А уж оперетту тебе — раз плюнуть, Мыльченко!
— Ведь это только ты можешь! Только ты!
Никто из восьмого «В» не заметил, как много пристальных глаз следило за ними и сколько настороженных ушей прислушивалось к разговору. А напрасно…