Большая книга хирурга

Столько операций уже описано на предыдущих страницах, что боюсь, не утомил ли читателя! Но ведь операции – наш главный труд, и моя книга – именно о труде хирурга. Полководец в деталях рассказывает о памятных ему сражениях, писатель об интересных встречах и событиях, рабочий в своих записках – о том, как шел от рекорда к рекорду. А врач, естественно, – о том, как спасал человека… Да еще когда это тоже не обычное, не будничное явление, а по своей сути рекорд, сражение! Так было с Виктором Васильевым.

Сращения легкого с грудной стенкой и средостением оказались у него настолько прочными, что ни на один сантиметр невозможно было продвинуться в грудь тупым путем – все приходилось резать ножницами. Я никак не мог попасть в слой между легким и плеврой: она была настолько крепко припаяна, что отделить ее от легкого не удавалось, и тут возможна эпиема (гной в плевре) – осложнение, от которого, если помните, погиб Павел Иванович Царьков.

Мои настойчивые попытки разделить сращения между легким и грудной стенкой привели к такой большой кровопотере и резкому снижению давления, что пришлось делать перерыв в операции. Ввели новокаин… Новая попытка… Опять давление катастрофически падает! И раз так, и два, и на третий… Хоть прекращай операцию, ничего не сделав для человека, – лишь бы живым вернуть его в палату! Иначе если не от шока погибнет, то от кровопотери… Как быть? Вижу над масками тревожные глаза моих помощников.

Решаюсь сменить тактику: перевязать кровеносные сосуды, а затем уж разделять спайки. К этим сосудам подойти трудно, неудобно и опасно – через узкую щель между легким и сердцем. Не дай бог там, в глубине, неосторожно поранить тончайшую стенку сосуда (я уже писал, что бывает при этом)!.. Затаив дыхание, перевязываю и пересекаю верхнюю легочную вену… В обычных условиях сначала перевязываю артерию, чтобы уменьшить приток крови к легкому, но здесь, в этом до предела суженном пространстве, до нее не добраться. Мешает вена, которую не отодвинуть, не обойти. Санитарка без конца стирает с наших лиц пот. Волнуясь, то заходит в операционную, то выходит из нее Николай Николаевич. Изредка слышим его подбадривающие слова. Лариса Степановна, присутствующая при операции, вдруг закрывает лицо ладонями, кто-то помогает выйти ей из комнаты – не выдержали нервы.

Очень неудобно лежит легочная артерия! Прямо под дугой аорты. Из-за развившегося нагноительного процесса в легком спайки между этими крупнейшими сосудами человеческого организма необычайно могучи: опять должны идти в ход ножницы! Но попробуй действовать ими почти вслепую, на глубине, через тесную щель… На миллиметр в одну сторону – поранишь стенку артерии, а в другую – аорту. Это для больного моментальная смерть. Никакого шва в такой глубине на аорту не наложишь, да и не успеешь. Самая крошечная ранка в ней – и струя крови в метр высотой в мгновение зальет твое лицо, глаза, все операционное поле…

А тут еще непредвиденная помеха! Огромный конгломерат лимфатических узлов, располагаясь в корне легкого, распространяется высоко между аортой и легочной артерией. Чтобы последнюю перевязать, узлы эти надо убрать. Но они прочно засели между сосудами и бронхами… Господи, как же здесь, как же здесь?! Собственное сердце при каждом движении ножниц замирает так, что физически ощущаешь его боль.

И какую выдержку проявляет Виктор! Ведь эта необыкновенно травматичная операция в то время осуществлялась под местной анестезией. Но при таких рубцах новокаин плохо проникает в глубину, мало действует… А больной молчит. Лишь раз я услышал, как он заскрипел зубами.

– Терпи, Виктор.

– Вы там вынимайте все. Ничего мне не оставляйте… кроме сердца!

Он еще пытается шутить!

Наверно, Виктор подсознательно понимает, что его самочувствие оказывает влияние на хирурга, и старается, чтобы в слабом голосе проявились нотки бодрости. Слышим:

– Все нормально, Федор Григорьевич, продолжайте…

И мы продолжаем… час… два… три…

Но когда боль длится долго, она становится непереносимой для организма. На этом основан опыт по получению экспериментального шока. Его добиваются у животного острой, резкой травмой: например, раздавливанием конечности. Сразу же артериальное давление падает до низких цифр, и если не принять соответствующих мер, животное погибает. Или же вы слегка ударяете молоточком по животу лягушке, и какое-то время она не реагирует. Но если это поколачивание продолжать долго, кровяное давление начнет падать и достигнет тех же критических цифр, что и при острой травме. Значит, продолжительность…

И у Виктора какое-то время давление стабильно, он терпит боль, отвечает нам, но травма продолжается – и давление катится вниз.

– Сколько? – спрашиваю у Ваневского.

– Восемьдесят. Хватит…

Опять перерыв – новое усиленное переливание крови, вводим раствор глюкозы со спиртом, противошоковые растворы. Через пятнадцать-двадцать минут Ваневский сообщает:

– Сто десять на семьдесят!

Операция возобновляется… Замолчавший было Виктор снова подает голос. Говорю ему:

– Еще немного, Виктор…

– Мне-то что, знай полеживай… Вас жалко!