Большая книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать (сборник)

Рыжий ослик всей душой пожалел обе стороны медали – и Малая, и Яшина. Как тяжело иметь две воли и, оставаясь в равновесии, стараться, чтобы злая то и дело не прорывалась черным дымящим огнем! Мучительно никуда не склоняться – ни к добру, ни к злу, ни к свету, ни к тьме!

Камень Чантамапу на спине вдруг так раскалился и придавил, что Шухлик лег на пол, поджав копыта.

Как говорят, человек – это доброжелательность! То же можно сказать и об ослах.

Если душа отличает добро от зла и умножает добро, – все ангелы и отзывчивые духи спешат на помощь.

Спустилась с небес Ок-Тава и порхала над Малаем-Яшином, взмахивая восемью крыльями.

Обаяние доброты еще и в том, что она удобна и целительна для всех.

Малай почувствовал великое добродушие и добросердечие, исходящие от рыжего ослика. Его разом будто солнцем припекло, и ветром овеяло, и волной промыло. Да еще нахлынула любовь к детям-утконосикам! Он как-то оторопел. Точнее – потерял равновесие. Шайтанская доля пошатнулась, точно окатили из огнетушителя, а джинн запылал ярко, как сноп пшеницы.

– Дождь, сознаюсь, моих рук дело. В неведомые, страшные края нарочно тебя завлек. Каюсь, тогда управлял твоими чувствами! Ведь лучше в странствиях сгинуть, чем загнить в райском саду! Но, клянусь, никаких пупков не развязывал! – И странно всхлипнул, будто икнул.

Если чистые духи становятся от превратностей жизни нечистыми, то почему не может быть наоборот? Такое, поверьте, происходит в этом мире. Не так чтобы уж очень часто. Но известны случаи, описанные в книгах, когда самые отпетые разбойники и головорезы раскаиваются, склоняясь к светлой жизни!

Так приключилось и в этой истории. Шайтан Яшин резко прекратил чадить и коптить, а слился по доброй воле с чистым пламенем джинна Малая. И все это произошло в глинобитном домике без окон, под тростниковой крышей, среди порхающих трясогузок, гудящих комаров и дрыхнущей в углу голодной Гюрзы.

Ну что тут скажешь? Да только одно – торжеству добра ничего не мешает! Конечно, на некоторых равнинах нашего мира существует равновесие, но рядом с Шухликом – добро сильнее.

Джинн Малай почти о том же и говорил.

– Ты куда сильнее! – глядел и улыбался, словно новорожденный. – Я не знаю, как, что и почему у меня получается. Мое умение врожденное. А ты сам научился! Когда чего-то нет, а потом обретаешь, то есть достигаешь сам, – это куда ценнее, чем просто иметь от рождения! Теперь ты сам себе джинн! Все тебе по силам! Главное, не превратись в шайтана!

Они обнялись, два осла – рыжий и красный.

– Заберу утконосов из сиротского приюта, и встретимся в твоем саду! – пообещал Малай и поскакал в страну равновесия Чашма, где ему уже не было места.

А Шухлик, поговорив с Чу, выбрал дорогу, ведущую напрямик к саду Шифо. Он уже давно подозревал, что никаких пупков завязывать не придется. И все-таки было бы любопытно взглянуть на тот, что соединяет Землю с небом.

«Я так хочу, чтобы все было хорошо в этом мире, чтобы всем было хорошо! – думал Шухлик, неспешно труся с камнем Чантамапу на спине. – Кажется, мог бы умереть для этого! Впрочем, понимаю, что не моего, ослиного, ума дело».

«Верно, не твоего ума, – подало голос Чу. – Зато это дело – твоей души и твоих чувств! Если в тебе будет свет, больше света, то и весь мир станет хотя бы чуточку светлей! Поверь на слово! Изменяясь к лучшему, ты изменяешь мир – хоть на песчинку, а к счастью!»

Чин и Бо

Шухлик пасся на придорожной траве. Мог бы, конечно, отойти подальше, да не хотел время терять. Он спешил к саду Шифо, по которому давно скучал.

– Ты уже ощущаешь новое чувство? – вдруг спросило Чу. – В твоей душе взошло дерево просветления, подобное чинаре, что растет среди сада Багишамал.

«Ничего себе! – поперхнулся Шухлик, вспомнив чинару двадцати метров в обхвате и пятидесяти высотой. – Ей больше двух тысяч лет – ровесница предка Луция! Неужели такое может поместиться в душе?! Его уже не сломать и не выдрать с корнем!»

– Уж коли выросло, живи с ним всю жизнь, – согласилось Чу. – Хоть это и непросто, потому что чувство по имени Чин – это истина, правда! Оно управляет будущим и созидает. Когда расцветает, желания исполняются, будто сами собой. Если я – это вера и предчувствие, то Чин – сверхчувство, уверенность в своих силах.

– Это что – твое дитя? – опешил Шухлик.

– Ну, не совсем так, – замялось Чу. – Мы с тобой подготовили почву – взрыхлили и удобрили. Но если б не камень на твоей спине, Чин не взошло бы!

Прямая связь метеорита с новым сверхчувством озадачила Шухлика. А окажись он в руках мастера Кузойнака или затылочников, натворили бы они немало гадостей!

– Быть такого не может! – воскликнуло Чу. – Теперь-то я знаю, что такое Чантамапу, – это камень любви! Не каждый его отыщет! А Чин без любви не цветет, чахнет! Ему хорошо только в добрых и чутких душах. Ни за что не вырастет у злодеев, глупцов и самодовольных болванов.

Шухлик скакал по дороге, раздумывая о камне любви на спине и о могучем чувстве в душе. Он чуял, что Чин пробудилось, услыхав разговор о себе, и крепнет с каждой минутой.