Правда, уходят в прошлое те еще недавние времена, когда военные корабли были символом мощи страны. Но еще недавно, чуть больше ста лет тому назад, Англия грозно предупреждала Россию, что не потерпит закладки российским флотом сразу пятнадцати современных броненосцев – вплоть до «правительство его величества оставляет за собой свободу действий» (так изящно угрожают войной на языке дипломатии). В России тоже испугались: кто это без ведома царя и морского министра столько кораблей строит? Оказалось, что все очень просто: действительно заложили броненосцы «Три святителя» и «Двенадцать апостолов». 3+12=15, это уж точно. Осталось только порадоваться, что броненосец «Сорок мучеников» решили закладывать годом позже…
А вообще моряки – люди особые, не такие, как все. На одном из совещаний Сталин недовольно обратил внимание сидевшего рядом с ним адмирала Кузнецова, что некий присутствующий на встрече адмирал на его руководящие указания практически не реагирует – не враг ли, мол? Кузнецов, человек храбрый и самостоятельный (вопреки прямому указанию вождя привел флот в боевую готовность в ночь на 22 июня, чем спас очень многое и многих), не испугался объяснить лучшему другу физкультурников, что адмирал толковый, заслуженный и расхождений с генеральной линией не имеет – просто военная специальность такая, морской артиллерист, а как не оглохнуть, сидя в стальной коробке, в которой еще и двенадцатидюймовые пушки бухают? Сталин, видимо, был в хорошем настроении и так же вполголоса сказал: «Да, зря я такого заслуженного человека обидел. И наград у него маловато, а вы говорите, что хорошо служит… Может, ему орден дать?» На другом конце стола адмирал вскочил и заорал на всю комнату: «Служу Советскому Союзу!» Такая уж особенность слуха у военных моряков. Да разве только у моряков?
Скрипичный ключ под ковриком
В музыке каждый понимает по мере веса слона, в детстве наступившего ему на ухо. Президент США Улисс Симпсон Грант (тот, который с полтинника) вообще говорил, что знает только две мелодии, одна из которых – «Янки дудл». А на вопрос, какая же вторая, гордо отвечал: «Не «Янки дудл». Впрочем, лучше, когда руководитель так разбирается в музыке, чем, скажем, как Жданов, который учил композиторов, какая должна быть музыка – чтоб ему, Жданову, было приятно ее напевать. Так что лучше, чтоб руководитель своих музыкальных вкусов не демонстрировал. Разве что как Елизавета Английская, даровавшая некоему доктору Джону Булю (интересное, кстати, совпадение) герб с надписью «Sol, mi, re, fa» – за сочинение английского гимна «Боже, храни королеву». А то вот Николай I не любил Глинку и разрешал заменять провинившимся офицерам гауптвахту… посещением оперы «Руслан и Людмила». Кстати, некоторое время мелодия Глинки прослужила российским гимном – не месть ли это гонителю декабристов?
А вообще-то говоря, музыка в государственной мощи дело не последнее. Еще Наполеон говорил, что в российской кампании у его войска было два главных врага – морозы и русская военная музыка. Да и генералы Великой французской революции, прося подкрепления, писали: «Пришлите два полка солдат или тысячу экземпляров «Марсельезы». Музыка – дело смертоносное, причем не только для людей. Недавно в одном старинном английском замке состоялся рок-концерт, после которого из замка начисто исчезли крысы. Ни кошки, ни отрава не смогли добиться того же, что чарующие звуки современной музыки. Это еще раз доказывает, что люди сильнее крыс и слухи о живучести последних несколько преувеличены.
Правда, и люди не всякую музыку любят. Арабы, например, никогда не насвистывали мелодий, называя свист «музыкой дьявола». А иногда не музыка, а сами музыканты виноваты в том, что добиваются не совсем того успеха, о котором мечтают. Россини как-то в опере ругал горе-певца на чем свет стоит, но уйти отказывался – не хотел пропустить третьего акта, где того по сюжету убивали. Когда один бездарный композитор предложил Равелю послушать его последнюю работу, тот радостно сказал: «Действительно последнюю? Тогда поздравляю вас от всей души!» А когда более дипломатичного Масснэ спросили, почему он хвалит композитора Рейса, который всегда его ругает, тот ответил: «Не обращайте внимания, мы оба не говорим того, что думаем!» Карузо тоже был вежлив – выслушав заявление некоего козлетона «Мой голос звучал во всех ярусах театра!», он спокойно признал: «Да, я сам видел, как публика освобождала ему место».