Наконец я сдалась. Спустилась в холл, уселась на красную клеенчатую скамейку. Ума не приложу, почему в музеях все время такие странные скамейки – то каменные, то клеенчатые, противно прилипающие к ладоням. Наверное, чтобы посетители не засиживались, а бежали скорее любоваться экспозициями.
А для таких лентяек, как мы с Никой, сойдет и клеенка. Я достала блокнот, а Ника со вздохом потащилась в кафетерий. Она принесла сэндвичи и чай, а я очень быстро делала набросок мальчика. Это был единственный способ освободить мозг от картинки. Перенести ее на бумагу.
– Знаешь, – сказала Ника, усаживаясь рядом со мной на скамейку, – а тут неплохо.
Я оторвалась от рисунка и посмотрела в огромное, во всю стену окно. За ним открывался вид на парк, весь уставленный техникой, слева виднелась черная подводная лодка, справа – белый вертолет, весь облепленный ребятней, гуляющей по парку, а прямо перед нами был огромный сверкающий металлический шар, высотой с пятиэтажный дом. Это был знаменитый кинотеатр «Жиод», в котором показывали документальные научные фильмы. Справа и слева от прохода к кинотеатру располагались маленькие прудики, из которых торчали белые прожекторы, похожие на замерших в испуге куриц.
Ветер гнал по небу хлопья облаков, по воде мимо «куриц» бежала рябь, а по проходу спешили в кино люди в красных, желтых, синих куртках, особенно ярко выделяющихся на фоне серого дождливого дня.
Я вдохнула запах кофе и снова принялась за работу. Потом достала мобильник и стала срисовывать с фотографии иероглифы.
Наконец рисунок был закончен. Я нарисовала мальчика вполоборота, у стены.
– Ой, – вздрогнула Ника, – где ты такого видела?
– Сегодня утром у кафе… Я… Я занималась йогой на улице, – соврала я, чувствуя, что краснею.
Но Ника ничего не заметила: она во все глаза разглядывала рисунок.
– А что у него за шрам? От ножа?
– Нет, ножом он себя поцарапал. А шрам такой уже… затянувшийся. У меня был похожий, я сковородкой обожглась.
– Ножом себя поцарапал?
– Угу. И вот это название подчеркнул.
– Ты что, запомнила все эти закорючки?
– Нет, конечно. Я сфоткала. И перерисовала.
– А давай Ботанику переправим фотку? Может, он узнает, что это за слово?
Мы так и сделали. А потом Ника стала рассматривать второй рисунок. На нем я нарисовала мальчика крупным планом: слезы, струящиеся по лицу, плотно сжатые губы.
Нику снова передернуло.
– Бедняга… Как же ему плохо…
– Это точно, – вздохнула я, – а главное – я так и не пойму, привиделся он мне или я его видела на самом деле… Сэндвич не буду, прости. Он отвратительный.
– И кофе тоже, – поморщилась Ника.
– Зато рисунок удался, – сказала я.
– Не Ренуар, но момент пойман! – важно кивнула Ника.
– Отлично. Ну, пошли. Глянем еще пару экспозиций. Может, все-таки проникнемся этим музеем?!
Проникаться музеем мы пришли в зал физики. Не знаю, насколько это был правильный выбор, но уж раз решили…
Я честно прочла три раза объяснение на английском языке, чем классическая физика отличается от квантовой. «Классическая физика рассматривает волны и частицы, а квантовая – это нечто другое. Она рассматривает волны при определенных обстоятельствах и частицы при других». Я хмыкнула, обошла стенд и вдруг увидела чучело утконоса. И продолжение объяснения насчет физики. «Это похоже на то, как первые колонисты обнаружили утконоса. Зайдешь к нему спереди – у него утиные лапы. Зайдешь сзади – хвост и шерсть. Так и квантовая физика, хоть и похожа на обычную, изучает совсем другое».
И тут я почему-то подумала про мотоциклиста. Я сначала думала, что он – оборотень. И колдует, чтобы у меня из рук все падало. А Ника решила, что он бандит и похищает девушек. А если он, вот как этот утконос или квантовая физика, – ни то и ни другое?
И, как ни удивительно, стоило мне об этом подумать, из-за стенда, на котором демонстрировался документальный фильм о жизни Эйнштейна, вышел мотоциклист. Бледный, узколицый, с рыжими бакенбардами.
Ника дернула меня за руку. Но я не сдвинулась с места. Сколько можно от него бегать?
Мама говорит, что когда человек чувствует, что готов к чему-то, то обычно судьба ему это и подсовывает. Вот она, например, защитила кандидатскую потому, что была к ней внутренне готова. Вот и я сейчас готова встретиться с мотоциклистом и выяснить, что ему от нас надо.
На лице у парня вдруг отразилось такое облегчение!
– Don’t run away![79]
– попросил он с сильным французским акцентом, и голос у него немного дрожал, так что Ника подбоченилась и потребовала, чтобы он немедленно объяснил, почему он за нами гоняется.Объяснение оказалось просто удивительным. Оказывается, Жером работает здесь, в музее. Составляет коллажи для экспозиций. Он учится на дизайнера, а тут проходит практику. Сейчас он получил задание оформить выставку «Гены человека». На стенде надо расположить фотографии людей разных типов от младенчества до старости.