Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия

То же самое, что психоанализ показывает на примере феноменов переноса у невротиков, можно найти и в жизни людей, которые невротиками не являются. В этом случае создается впечатление, что их преследует судьба, что в их переживании есть некая демоническая черта, и психоанализ с самого начала считал, что такая судьба большей частью создается ими самими и предопределяется влияниями раннего детства. Принуждение, которое при этом проявляется, не отличается от «навязчивого повторения» у невротиков, хотя эти люди никогда не обнаруживали признаков невротического конфликта, разрешившегося образованием симптомов. Так, например, известны люди, у которых любые человеческие отношения заканчиваются одним и тем же: благодетели, которых через какое-то время в озлоблении покидает каждый из их питомцев, какими бы разными они ни были, словно им суждено изведать всю горечь неблагодарности; есть мужчины, у которых любая дружба кончается тем, что друг их предает; есть другие люди, которые в своей жизни очень часто возвеличивают другого человека, возводя его в ранг большого личного или даже общественного авторитета, а затем спустя какое-то время сами низвергают этот авторитет, чтобы заменить его новым; есть влюбленные мужчины, у которых любое нежное отношение к женщине проходит одни и те же фазы и приводит к одинаковому концу, и т. д. Мы мало удивляемся этому «вечному повторению одного и того же», если речь идет об активном поведении данного человека и если мы находим в его характере постоянную черту, которая должна выражаться в повторении одних и тех же переживаний. Гораздо большее впечатление на нас производят те случаи, где такой человек переживает нечто, казалось бы, пассивно, не оказывая со своей стороны никакого воздействия, и все же повторяет все время одну и ту же судьбу. Вспомним, например, историю женщины, которая выходила замуж три раза подряд, и все ее мужья через короткое время заболевали, а ей приходилось ухаживать за ними до самой их смерти. Самое волнующее поэтическое изображение такой судьбы дал Тассо в романтическом эпосе «Gerusalemme liberata»[388]. Герой этого произведения Танкред, сам того не ведая, убил свою возлюбленную Клоринду, когда она сражалась с ним в доспехах вражеского рыцаря. После ее похорон он попадает в зловещий заколдованный лес, повергающий войско крестоносцев в ужас. Там он разрубает мечом высокое дерево, но из раны дерева струится кровь, и голос Клоринды, душа которой переселилась в дерево, обвиняет его, что он снова ранил возлюбленную.

Основываясь на таких наблюдениях за поведением пациентов при переносе и за судьбой людей, мы осмелимся выдвинуть предположение, что в душевной жизни действительно существует навязчивое повторение, выходящее за рамки принципа удовольствия. Теперь мы склонны отнести к этому принуждению сновидения травматических невротиков и побуждение ребенка к игре. Правда, мы вынуждены признаться себе, что лишь в редких случаях можем осмыслить влияния навязчивого повторения в чистом виде без содействия прочих мотивов. В случае детской игры мы уже отмечали, какие иные толкования допускает ее возникновение. Навязчивое повторение и непосредственное, исполненное удовольствия удовлетворение влечения, по-видимому, соединились в ней в единое целое. Феномены переноса, очевидно, служат сопротивлению со стороны настаивающего на вытеснении Я; навязчивое повторение, которое лечение хотело поставить себе на службу, так сказать, перетягивает на свою сторону Я, которое хочет придерживаться принципа удовольствия. В том, что можно было бы назвать навязываемой судьбой, многое, как нам кажется, становится понятным благодаря рациональному объяснению, и поэтому необходимости в выделении нового таинственного мотива не ощущается. Наименьшее подозрение вызывают, пожалуй, сновидения о несчастных случаях, но при ближайшем рассмотрении приходится все же признать, что и в других примерах положение вещей не объясняется влиянием известных нам мотивов. Остается достаточно материала, подтверждающего гипотезу о навязчивом повторении, и оно кажется нам более ранним, более элементарным, более связанным с влечениями, чем оставленный им в стороне принцип удовольствия. Но если в душевной жизни существует такое навязчивое повторение, то нам очень хотелось бы что-нибудь знать о том, какой функции оно соответствует, при каких условиях может проявляться и в каких отношениях оно находится с принципом удовольствия, который мы до сих пор считали главенствующим в течении процессов возбуждения в душевной жизни.

IV

То, что теперь последует, – это умозрительное рассуждение, часто далеко идущее, которое каждый человек в зависимости от своей собственной установки или принимает, или оставляет без внимания. Итак, мы предпримем попытку последовательной разработки одной идеи из любопытства, желая узнать, куда она приведет.