Большая книга ужасов, 2014

— Не знаю… Помнишь видения Лины? Ей грезился красный человек.

— Да, помню.

— Те, кто погибал на «Вороне», перед смертью видели красного человека.

Я только рот сумел открыть.

— А некоторые вообще видели… Ладно, неважно. Долгая будет ночь.

Больше Барков ничего не сказал. Лучше бы он вообще ничего не говорил! У меня сразу заработало воображение, и я стал представлять, представлять…

Остановился с трудом.

Глава 15. Кукушка

Мы не спали. Не могли спать. Сидели вокруг костра. Я, Груша, Барков и Колючка. Стемнело, говорить не хотелось. Барков держал в руках бластер. Груша сжимала камень, я — нож.

Было совсем тихо, снизу не доносилось ни звука. Груша периодически оглядывалась в сторону могилы. Мне кажется, она боялась, что мертвый поднимется. В темноте все боятся мертвых, даже те, кто верит в электромагнитные волны.

Я чувствовал, что совсем не знаю мир. Видел его всегда с одной стороны и даже не знал, что бывает другая сторона. Оказывается, в нем может быть не все благополучно. Или это другой мир?

Мир, в котором умирают. В котором убивают. В котором плачут не только от боли. Где у подножия невысокой скалы лежит странный и страшный корабль «Ворон».

А еще я понимал, что все кончится плохо. Предчувствие плохого наполняло окружающее пространство, жуть стекала чуть ли не с неба, жуть была везде.

Мы ждали, когда все кончится.

— Послушайте! — встрепенулась вдруг Груша.

Мы прислушались.

Сначала я ничего не разобрал, но через минуту звук добрался до моего мозга. Звук, дикий для этого места. Домашний. Прекрасный. Земной. Далекий, будто прилетевший откуда-то.

Тикали часы.

Какие еще часы?

Я сел.

Тут могли тикать только одни часы. Часы с кукушкой. Привязанные веревкой к поясу Груши.

Груша повернулась к нам. На ее лице выражение крайнего удивления, растерянности. Испуга даже.

— Часы… — голос Груши стал жалким. — Они пошли…

Дура! Зачем она взяла часы?

Но мне не хотелось ругаться, ругаться уже поздно. Можно было ее побить, но тоже уже ни к чему. Хотя я и испытывал раздражение и сейчас, наверное, смог бы отлупить Грушу, даже несмотря на ее превосходство в росте и весе.

Барков протянул руку. Я понял, что он хочет, и передал ему нож. Груша вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Нет, определенно настоящая дура. Неужели она решила, что Барков ее будет резать? Единственное, что в Груше следовало бы подрезать, так это ее самомнение.

Барков просто срезал с ее пояса часы, приложил к уху и долго слушал. Затем протянул мне.

Часы тикали. И я успел заметить, что минутная стрелка чуть сдвинулась.

Да, стрелка сместилась. Изнутри раздавалась натужная работа механизмов, шуршало и попискивало, будто на самом деле внутри часов что-то жило. Мне представилось семейство мышей: мыши сидят в часах, и крутят там все, и дергают за все…

— Они идут… — пробормотала Груша сбоку. — Но они не могут идти!

— Попробуй их встряхнуть, — посоветовал я.

Барков осторожно потряс часами. Они не остановились.

— Три минуты уже идут… — Груша вытерла лоб. — Три минуты…

Она всхлипнула. И я подумал, что Груша — слабая. Весь ее гляциологический апломб — чушь, напускное. И ведь она все-таки девчонка. Значит, и должна быть слабой.

— Ничего не понимаю… — продолжала бормотать Груша. — Там же нет механизма… Такое ведь невозможно…

— Магнитные поля, — усмехнулся я. — Как ты назвала планету? Полина? У планеты Полина слишком мощные магнитные поля. От них и все незадачи. И в головах завихрения, и звездолеты падают, как гнилые яблоки, и часы сами по себе ходят.

— Никакие не поля, — попыталась отбиваться Груша. — А какая-то энергия, которая почему-то двигает стрелки…

— Ага, энергия глупости, — продолжал я в том же духе. — В тебе, Груша, столько глупости, что она даже сдвинула стрелки.

— Я не понимаю… — Груша была готова расплакаться. — Не понимаю…

— А что вообще часы означают?

Барков продолжал разглядывать часы.

— Кажется, они звонят — и кто-то умирает. — Петр постучал пальцем по корпусу и добавил: — Вообще-то они должны куковать. Думаю, все происходит как раз в тот момент, когда они кукуют…

Груша не выдержала и всхлипнула. А потом все-таки заплакала. Слезы потекли, и я заметил, что они оставляют классические светлые дорожки на ее чумазом лице.

— Что тут происходит? — ныла Груша. — Я не понимаю…

— Кто-то умрет, вот что тут происходит, — жестко сказал я. — Кто-то умрет. Из-за тебя, дура! Из-за тебя кто-то умрет!

— Нет… не надо…

Груша расклеилась совершенно. Я даже подумал, что она не удержится и свалится в обморок.

— Тебе говорили — брось часы! — наступал я. — Говорили?

— Говорили…

— А ты что? А ты нам тут о магнитных волнах рассказывала!

— Так я их сейчас хлопну!

Груша схватила часы, размахнулась. Но Барков ее остановил:

— Не надо.

— Я их расколочу!

— Не надо.

Барков потянулся. Груша держала руку высоко, он не доставал, и ему пришлось встать на камень и еще на цыпочки. Но он достал. Он бережно разжал толстые пальцы Груши, вынул из руки часы и вернул на плоский каменный «стол».

— Так может быть только хуже, — сказал Барков.

— Как может быть хуже? — поежилась Груша. — У нас и так уже все хуже…