Большая книга ужасов, 2015

Редко кто умел так спускаться по лестнице, как она. Ника оттачивала это умение с детства. Три прыжка, лихой разворот у перил – и снова три длинных летящих прыжка. Лестница гудела под ногами, драконы на концах перил вибрировали, а она неслась вниз с развевающимися волосами и заканчивала спуск победным тяжелым ударом двери.

Но кот всегда ее обгонял. Он храбро прыгал в дырки между перилами, у него получалось куда как быстрее.

На втором этаже Ника сбилась с ритма, споткнулась на полном ходу, врезалась плечом в стенку. С трудом затормозила на площадке.

Стало слышно, как лестница гудит всем своим изогнутым хребтом, вибрирует круглыми суставами… Как эхо ее прыжков мечется и улетает вверх, точно вспугнутая летучая мышь. Она потерла ушибленное плечо – надо же, чуть не упала! Сто лет такого с ней не было.

Между прочим, когда она споткнулась и чуть не перелетела через перила, ей внизу померещилось…

Если глянуть в пролет, лестница сверху напоминает спираль раковины. На втором этаже спираль уже почти раскрылась и хорошо видны шахматные древние плитки внизу, светлые и темные, еще не до конца стершиеся.

И вот там, на плитках…

Ф-фух, да что там вообще может быть?

Отчего-то ей захотелось вернуться домой.

Говорят, возвращаться – плохая примета. А споткнуться – хорошая, что ли? Минута – и она на родном шестом этаже. Там привычно шуршат древние счетчики, чуть потрескивает тусклая лампочка, затканная паутиной, как труп невесты на свадьбе скелетов. А проклятый кошак вернется сам, когда нагуляется. В конце концов, бегать с котом наперегонки сломя голову смешно.

Но вместо этого Ника на цыпочках вернулась к перилам.

И глянула вниз.

Там, на черно-белой мозаике, лежал человек. Из-под головы, из-под изломанной вывернутой руки, вытекала черная лужа.

Ника отшатнулась.

Что делать?

Бежать?

Звонить?

В «Скорую», в полицию, спасателям, ангелам небесным?

Надо в службу спасения… маме… соседям… еще кому-нибудь.

Но вместо этого она стала спускаться – медленно, вдоль стеночки, застывая на каждом шагу. Шаг, шаг, еще шаг и еще. Площадка. Поворот.

Шаг, шаг и еще шаг, и еще…

Она до сих пор никогда не видела мертвых, бабушка с дедушкой давно умерли. Мама говорит, что ее брали на похороны бабушки, но это не в счет – мелкая была, не помнит. В школе – никаких несчастий. В их старом доме, конечно, умирали люди, особенно старушки, но чтобы так, совсем рядом…

Шаг, шаг и еще.

Ступенька.

Последняя.

Темные джинсы, серый свитер, вывернутая рука.

Господи, зачем, зачем на него смотреть?!

Совсем маленький шажок…

Еще шажок…

«Кто это, кто это, кто?!» – билось в голове, попадая в такт тревожному, пугливому сердцу.

Вдруг она его знает?

Дряхлая коммуналка на третьем – рассадник привиденческих старушек и пьяниц. Может, он оттуда? Там таких молодых нету… А художник на четвертом, у него вечно зависала громкая и яркая богема? Творческие гости, бывало, шумно спускались сверху, конкурируя с опухшим дядей Витей и Петровичем из коммуналки.

Может, он оттуда?

Она шагнула к телу, полная жути и болезненного любопытства. Хотелось заглянуть… заглянуть ему в лицо. Пока она видела только темные короткие волосы на затылке, да кусочек уха, да кровь…

…мама, куда она лезет…

А вдруг это сосед с пятого? И она его узнает?!

Гулко всхлипнула, открываясь, дверь подъезда.

Ника вздрогнула, а в коридор шагнул кто-то темный, длинный, в черном плаще с капюшоном.

– Помогите! – облегченно качнулась к нему Ника. – Человеку плохо! Надо что-то сделать, я не знаю, в «Скорую» позвонить, да? Или в полицию? Надо посмотреть – а… а… а вдруг он еще жив, а?

Плащ неторопливо колыхнулся, капюшон упал.

На Нику уставился огромный лошадиный череп. Время сгустилось, замерзло, остекленело. Ника таращилась на огромные желтые зубы, на темные дыры ноздрей, клочки бурой рваной кожи на облезлых щеках. В глазницах стояла тьма, и эта тьма как-то… шевелилась.

– Похоже, он умер, девочка моя, – вкрадчиво шепнул голос у нее в голове. – Ты хочешь, чтобы я позвонил ему прямо в могилу?

Ника шарахнулась в угол и увидела наконец лицо упавшего. Под щекой чернела кровь, лоб рябил присохшими брызгами, а глаза смотрели мимо нее. Упавший улыбался.

Ника прыгнула к двери и выбежала на улицу.

И бежала, бежала, бежала, пока в ее мире не кончился свет.

* * *

Тишка отложила книгу, прислушалась к негромким голосам родителей в большой комнате. Несомненно, они ссорились. Вежливо, сдержанно и непримиримо.

Книга была интересной, про древний Новгород. Совсем рядом с Питером, два часа на автобусе, испокон веков процветала древнейшая северная культура. Торговля, буйное вече, берестяные грамоты, драки на мосту через Волхов, вольница, посадники, языческие боги – Перун с Велесом, Макошь, Семаргл и Хорс, черный змей Юж, русалки, берегини, мавки… Тысячу лет прошло, с одной стороны – колдовство, а читаешь берестяные грамоты – такие же люди, как мы. Может, даже и лучше – гордые, независимые, практичные.

Про себя Тишка никак не могла сказать, что она гордая и независимая. Про практичность вообще лучше не заикаться.

За стеной замолчали, и папа, кажется, слегка хлопнул дверью.