Большая книга ужасов — 40

Отмолчаться не удалось, Кузнецов прицепился как репей к спортивным штанам. Миша решил «слить» ему хотя бы логическую загадку. Все равно не отстанет, раз почувствовал – происходит что-то интересное.

И Миша коротко рассказал о ссоре между Бекмуратовой и Курбановой. Мол, Гулька просила помочь помириться с подругой, а для этого нужно вычислить автора записки и карикатуры.

Ваньку почему-то больше заинтересовал рисунок. Он долго рассматривал распечатку, а потом разочарованно протянул:

– Да ну, лабуда!

– А ты думал найти здесь автограф? – съязвил Миша.

Ванька постучал пальцем по собственному виску и хмыкнул:

– Сам сообрази: запись может напечатать каждая девчонка – писать мы все умеем! – зато хорошо рисуют – единицы.

– О, елки…

– Вот тебе и елки! Головой думать нужно, а не… задницей!

– Раз такой умный, скажи – кто рисовал?

– А никто!

– Не понял…

– Да видел я где-то в Сети целую серию таких вот картинок – девчонка возится с медведиком. И мишку в подгузнике запомнил – смешной же.

– Да ты что?!

– Точно говорю. Потому и сказал – лабуда, по картинке автора не вычислить, нет его среди нас.

– Но ведь… девчонка на картинке немного похожа на Аньку, нет?

Кузнецов снова склонился над рисунком. Поморщил лоб, всматриваясь, и неуверенно протянул:

– Знаешь, вдруг подумал…

– Что?

– Да зуб даю – Курбанова случайно в эту историю влипла! Просто кто-то наткнулся в Сети на серию с медведиком, понимаешь? Уловил сходство мультяшной девчонки с Курбановой, отсюда и запись такая странная – просто привязка к сюжету.

– Блин, и почему Анька не такая же умная? – проворчал Миша, вглядываясь в картинку и все больше убеждаясь, что друг прав – это рисунок профессионала. – Все на Гульку взвалила – мол, та ее секрет разболтала…

Ванька фыркнул:

– Понятно, что Гулька ни при чем. По сути, тут просто описали то, что на картинке: девчонка лижется с любимой игрушкой, на заднем фоне – разобранная кроватка, ежу понятно, и в нее своего медведя потянет. Походила бы эта рисованная девчонка на Нинку Подгорную, уверен, в записе бы о Нинке было написано. А Анька дура – на такую дешевку купилась! С Бекмуратовой рассорилась из-за чепухи…

Ванька звонко чихнул, а Миша тоскливо подумал: «Если бы просто рассорилась!»

На последнем уроке Миша учителя практически не слышал, думал о Гульке. Мише казалось, что и в больнице она не в безопасности. Может, из-за ворон, буквально усыпавших деревья у окон кабинета физики?

Почему-то чудилось, они здесь из-за него, Мишки. То ли следят за ним, то ли просто действуют на нервы. И каркают настолько скрипуче, что мороз по коже, сквозь двойные стекла все слышно. Странно, что никто на них внимания не обращает.

Будто подслушав Мишу, вороны закаркали-задавились, как засмеялись. А один из них, самый крупный, тяжело слетел на подоконник и с силой долбанул клювом по стеклу.

Миша вздрогнул и покосился на Ваньку: окно как раз напротив их стола, и не видеть ворона тот не мог. Странно, что никак на него не отреагировал. Или считал это нормальным, все-таки не павлин на подоконнике, ворон-то в городе полно…

Черная птица снова каркнула и ударила по стеклу, оно загудело. Миша толкнул Ваньку под локоть и прошептал:

– Вот обнаглел, да?

– Кто? – Ванька не смотрел на него, он как раз набивал эсэмэску.

– Да ворон.

– Какой ворон?

– На подоконнике, блин, глаза протри! Он же сейчас стекло выбьет, смотри, снова долбанул!

Ванька сунул в карман мобильник и рассеянно спросил:

– Ты о чем?

Мише стало не по себе. Он кивком указал на окно и почему-то ничуть не удивился Ванькиному ответу:

– Ну, окно, и что?

Ворон смотрел на мальчика насмешливо. Снова вызывающе ударил огромным клювом по стеклу и закаркал-захохотал.

Кузнецовская физиономия осталась безмятежной. Миша заставил себя отвернуться: раз Ванька никого там не видит, и он, Мишка, видеть не будет.

Никакой Хозяйки ночи не существует!

Как и ее свиты.

А это просто… глюк.

Личный, Мишкин.

Жаль, Кузнецову не рассказать всего, не поверит. И правильно сделает.

* * *

В больницу Миша ехал самым кружным путем, ему было страшно. И проклятые вороны преследовали от самой школы. Теперь-то Миша не удивлялся их наглости, понял – мерзких птиц просто никто не видит, кроме него.

У самой больницы Миша шарахнулся от драной кошки, бросившейся ему под ноги, и мрачно подумал: «Так и с ума сойти недолго! Если все время прикидывать – настоящие эти кошки-собаки-вороны или нет…»

Молодая голубоглазая медсестра Мишу помнила. Она без лишних слов выдала белый халат и разовые тапочки-следы из тонкой клеенки, мальчик надел их прямо поверх ботинок.

Показалось, что девушка хочет что-то сказать, Миша даже подождал немного, но… Медсестра отвела глаза и промолчала. А потом почти демонстративно стала перебирать какие-то бумаги.

На третьем этаже Миша заглянул в знакомую палату, но Гули не увидел. На ее постели лежала незнакомая женщина с перебинтованной головой. Она лениво листала женский журнал.

Миша старательно покашлял. Женщина посмотрела на него поверх журнала и равнодушно спросила:

– Ты ко мне? Из школы?

– Нет, я к Бекмуратовой Гуле. Однокласснице, – и Миша, ненавидя себя, покраснел.