Большая книга ужасов — 56

– Бита в Петрозаводске, все там же. Состояние, типа, стабильное. Но… сам понимаешь. Стабильно плохое. У него там и ожоги, и болевой шок. И еще… Я слышал, наша главная говорила, – с мозгами у него чего-то, не то кислородное голодание, что ли? В сознание он не приходит. В отключке. Но, типа, надежда еще есть.

– Ясно… – Сашка не почувствовал ни радости, ни тоски – ничего. Только колючка царапнула по сердцу и улеглась на прежнее место. Будто камень в болото бросили – бульк! – и темные круги пошли по темной воде.

– Ладно, пойду я.

– Погодь! А тебе, это, сон такой не снится? Про черные головы? – подал голос Сява. – Мне все время снится, короче, – будто у меня башка вся в смоле и без глаз. И пацаны тоже – как зомби, короче, только страшнее. А ты спичкой так – шшширк! – и поджигаешь нас всех… Дурацкий сон это, но все снится и снится! Ночью и так спать не могу, верчусь, как Бобик на вулкане, а тут еще байда эта со смолой. Просыпаюсь весь мокрый, руки дрожат, во рту как эскадрон ночевал…

Сашка внимательно выслушал Сяву, склонил голову:

– Извини. Я постараюсь вам не сниться больше…

И вышел.

На крыльце он вдохнул легкий ветер, несший куда-то пушинки одуванчиков, достал свою вновь обретенную мобилу. Мама ему купила еще одну – он ей наврал, что старую потерял на пожаре. Теперь придется заливать ей, что пожарные ее нашли, она все равно ничего проверять не будет. Ладно, два телефона лучше, чем один.

Впереди была свобода.

Он постоял, сжимая в каждой руке по телефону, выбрал старый и набрал номер Веги.

* * *

– Ты его боишься?

– Да что ты зациклилась – боишься, боишься? Теперь уже не боюсь. Вернее, мне страшно, но я не боюсь. Понимаешь?

– Ага. Ну, давай тогда, с Богом…

Сашка медленно шел по коридору.

Кажется, это уже было в его жизни. Или во сне?

Привычный обшарпанный больничный коридор, крашенный болотной масляной краской, словно медленно наклонялся к нему. Со стен на него в упор пялились чьи-то глаза – они плавали в тусклой зелени, как амебы. Или росянки. Хищное растение росянка пожирает мух и комаров, а похожа она на зеленый глаз с длинными ресницами. Эти глаза тоже были хищные. Когда Сашка подходил к ним ближе, они словно медленно тонули в зеленой глубине стен, чтобы потом всплыть за его спиной, блистая влажными белками в красных прожилках.

В кулаке его тихонько возился, ерзал склизкий шарик.

Впереди на ступеньках виднелись следы – черные отпечатки босых ног. Похоже, человек, прежде чем войти сюда, хорошенько потоптался в мазутной луже. Сашка осторожно двинулся по ступенькам, тщательно обходя мазутные кляксы. Глаза на стенах взволнованно заметались.

Поворот, ржавые перила. На его пальцах остались хлопья серого пепла и налет рыжей ржавчины. Черные следы вдруг вспыхнули и загорелись. Он постоял немного, пережидая, когда исчезнет огонь, но следы пылали ровным пламенем и не собирались гаснуть.

Сашка с удвоенной осторожностью зашагал по ступенькам, внимательно выискивая взглядом, куда поставить ногу. Плавающие по стенам заволновались, захлопали ресницами, потянулись за ним, рассекая пласты штукатурки, как стая пираний. Сверху пошел запах гари.

Сашка медленно шагнул с последней ступеньки на площадку пятого этажа. Соседская дверь, немного обгоревшая по краям, была гостеприимно приоткрыта. Туда, за эту дверь, уходили пылавшие следы. А оттуда на площадку выползал серый дымовой сквознячок.

На двери, ведущей в его, Сашкину, квартиру, кто-то оставил отпечаток измазанной сажей ладони и когтистый росчерк. Как будто пытался разорвать дверь пополам.

– Не влезай, убьет, – понимающе кивнул Сашка. – Или само вылезет и тоже убьет?

Глаза-росянки остались внизу. Тихо потрескивали догорающие следы. Черные струйки дыма ползали под его ногами.

Сашка весь подобрался и вошел в квартиру. В уже знакомой маленькой прихожей клубился слоистый дымный морок, воняло горелым. Углы линолеума на полу, возле двери в комнату, вздыбились и почернели. Сашка ухватился за обугленный косяк и притормозил на пороге.

Опять дым. Виднеются какие-то тряпки, смутно проглядывают очертания мебели. Дым слегка разошелся, и Сашка разглядел стоявший у стены диван. С него медленно поднимался горевший заживо человек. Он не шел, а как будто плыл сквозь дым, и через секунду оказался уже у двери, совсем близко. Вместо лица – длинные пляшущие языки пламени. Ни глаз, ни губ – только пылающая кожа.

– Ты знаешь, что такое огонь? – надтреснутый голос сам собой возник в Сашкиной голове. – Ничего ты не знаешь, сосед… Огонь – горячий зверь. Ему скучно взаперти, он хочет свободы, хочет вырваться. Чтобы бежать и выпускать наружу красных голодных птиц! Эти птицы расклевали мне сердце, мальчик…

Горящий лес встал перед Сашкиными глазами, горящая береза рухнула у него за спиной…