Покончив с шампанским, археологи ушли на главный раскоп к своим лопатам и кисточкам. Тон-Тон остался развлекать нас. Ведьмака он помнил с прошлого года и относился к нему со смесью уважения и превосходства. Уважение относилось к целительским способностям дяди Тимоши, превосходство ко всему остальному. Вообще Тон-Тон – замечательный дядька. Недостаток у него один, тот же, что у тети Светы. Для него нет загадок. Таким людям кажется, что всё непонятное можно разобрать на части, посмотреть, что там к чему, потом собрать, и оно заработает как ни в чем не бывало.
– Позвольте дать совет, – сказал ему дядя Тимоша. – Сабельку спрячьте. Изумруды на ней подороже золота.
– Стекляшки! – отмахнулся Тон-Тон. – Вы представляете, сколько стоили бы изумруды таких размеров?!
– Потому и говорю.
Я видел, как быстро зашевелились пальцы ведьмака под столом. Он словно печатал на компьютере. Сами по себе эти движения не «волшебные», так же как и заклинание, которое дядя Тимоша читал про себя. Все это приемы, чтобы сосредоточиться. Он так нажал на Тон-Тона, что даже мне захотелось схватить саблю и спрятать подальше.
Вскочив из-за стола, Тон-Тон спрыгнул в яму и против всех археологических правил выхватил саблю у мертвеца.
Для закрепления урока ведьмак еще немного поговорил об изумрудах, а потом подкинул мысль, что воины из могил были охраной Чингисхана. Тон-Тон слушал со скучающим видом, косясь на драгоценную саблю, и вдруг подскочил – дошло, значит:
– Все сходится, Тимофей Захарович! Может, мы САМОГО нашли?
Дядя Тимоша слазил в яму и принес большую кость:
– Нет, уважаемый Антон Антонович! Чингисхан умер стариком, а этот, смотрите, молодой совсем: еще рос.
– Рос! – разочарованно согласился Тон-Тон, поглядев на кость (а я ничего особенного в ней не заметил).
– Судя по всему, он был ханского рода. Простой кочевник не успел бы выслужиться в столь юном возрасте, – заметил дядя Тимоша.
Тут разговор у них пошел совсем специальный, археологический. Гадали, кто это мог быть, перебирая имена Чингисхановых приближенных. Я их не то что повторить, а и расслышать правильно не мог. Тон-Тон смотрел на ведьмака с восторгом:
– Вот спасибо, отвел душу! Тимофей Захарович, только не говорите, что всю жизнь пахали на тракторе, а историю знаете по школьным учебникам. Вы ученый! Я бы вам «кандидата наук» дал без защиты! Что вы делаете в деревне? Какая-то драма юности? Не доучились или не защитили диссертацию?
Дядя Тимоша повернулся к нему болячкой («Сам, что ли, не понимаешь?!») и подкинул еще идейку:
– А ведь по шаманистским поверьям несправедливо обиженные люди становятся подземными заянами…
Он говорил куда осторожнее, чем с тетей Светой. Тон-Тон равнодушно кивнул: да, мол, есть такое поверье. Даже я видел, что плевать ему на заянов, а заодно и на эжинов, нойонов, бурханов, онгонов и прочих духов и богов, которых не считано в здешних краях.
Мы уходили как побитые. Даже у невозмутимого ведьмака угол рта печально кривился.
Глава XI. Не хочу, чтоб Жеку изучали!
Я все время помнил про Жекину беду, но лезть к ведьмаку с просьбой не решался. Тысяча скелетов (или пускай только двести, которых успели выкопать), разгуливающих в полнолуние, – это проблема безотлагательная. А Жеку он может и потом полечить. Если останется жив… Я так подумал, а ведьмак сразу:
– Что с братом?
– Вниз растет.
– Это я давно понял. Его из поезда зовут к себе.
– Из призрачного?
– Да. Если сам не сядет к ним, то так и будет расти назад. Станет младенцем, потом вовсе исчезнет… А вот как он заслужил такое наказание?
Я пожал плечами:
– Может, эти, из поезда, на него порчу наслали?
– Чушь это собачья. У меня, Алеша, побывало человек сто из тех, кто видел призрачный поезд, и никому он еще не сделал плохо.
– А Зойка говорила, что из-за этого поезда кого-то с работы выгнали, от кого-то жена ушла.
– Правильно Зойка говорила, – подтвердил ведьмак. – Если человек или сидит часами как пень, или говорит о непонятном, то его и с работы выгонят, и жена бросит. Только причины тут в психике, а порчей и не пахло. Взрослые вообще боятся непонятного сильнее, чем дети. Жека твой лез под этот поезд и не боялся, потому что для него весь мир непонятен: как ездит автомобиль, почему самолет летает? И везде он должен сунуть нос. А у взрослого все по полочкам. Он знает, что призраков не бывает, зато психические болезни – медицинский факт. И, если слышит поезд и не видит, то скорее поверит не своим чувствам, а в то, что сошел с ума. Поэтому я поддерживаю самые жуткие слухи о том, что происходит по ночам на станции. Чем меньше народу туда ходит, тем здоровее население.
– А с Жекой что делать? – спросил я.
– Еще не знаю. Давай сначала разберемся с заянами. У нас есть недели две, прежде чем твоего брата начнут изучать.