Большая книга ужасов — 63

Раньше мне, конечно, случалось слышать выражение: «Глаза на лбу» – но я считал его образным, ну, просто для красоты.

Сейчас понял, что это в натуре такое.

Ну, вообще-то, у меня, наверное, тоже глаза оказались на лбу, когда я утром проснулся и обнаружил, что лежу на полу практически голый, а пижамные штаны на мне разорваны пополам. Задняя половинка штанов – и передняя. Держит их только резинка.

Как я их порвал? Когда? Зачем?!

Причем, наверное, очень старался, когда рвал, – вон пузо все исцарапанное.

Что за ужас мне снился?! Почему уснул на полу? Я не помнил. Но знал, что мама с папой этих рваных штанов увидеть не должны. Потому я и приперся в «Метелицу». Заметать следы, так сказать.

– Как тебе это удалось? – спросила Марья Петровна изумленно.

Я не знал как. Я этого не помнил. И ляпнул первое, что в голову пришло:

– На спор.

Марья Петровна пожала плечами, но, видать, поверила. Взяла с меня двести рублей (у меня были, мама еще вчера оставила на новые учебники) и сказала прийти через час-полтора.

Только тут я спохватился, что забыл дома часы и мобильник. Был, так сказать, в расстроенных чувствах!

– А который час? – спросил я.

– Одиннадцать, – ответила Марья Петровна. – Вот в полдень и приходи.

И я наконец потопал в поликлинику.

Делать доброе дело!

Я здесь никогда в жизни не был. Родители обычно и сами ходили, и меня водили в «Тонус». Он, конечно, платный… ну и ладно, если есть чем платить! А по просьбе Ликандра Андроновича мне пришлось явиться в обычную районную поликлинику. Я такого и не видел никогда! Стены покрашены синей краской и облупились, линолеум драный, протертый, какие-то уродские жесткие стулья с треснутыми сиденьями…

Совок и отстой, короче!

Окошко в регистратуру было загорожено двумя слоями мутного стекла, и только внизу оставлена щель сантиметров в десять. Всем желающим записаться на прием или что-то спросить у регистраторов надо было или на колени становиться, или в четыре погибели сгибаться.

Передо мной сначала стояли несколько человек, но наконец я оказался один около этого окошка. Сказал регистраторше, что мне надо, просунул в «смотровую щель» полис Ликандра Андроновича и облокотился на стену, приготовившись подождать.

Я не возражал подождать. Было о чем подумать! Сегодня я сделал вид, что проспал, и родители, вернувшиеся за полночь, ушли на работу, когда я еще не встал. Но я же не могу от них скрываться каждый вечер и каждое утро! А если мама увидит мою перевязанную руку…

Даже думать о таком не хотелось!

Я потряс головой в надежде, что неприятные мысли оттуда вылетят. Но не получилось.

И я, чтобы отвлечься, стал наблюдать за регистраторшей в белом застиранном халате. Может, эта поликлиника – последняя на свете, где персонал в таких халатах ходит!

И вообще, я думал, тут какую-то правку в компьютере внесут – чик-чик, раз-раз – и готово, а регистраторша бродила между стеллажами с карточками с таким видом, как будто забыла, что ищет.

Мне даже интересно стало – вспомнит или нет?

Точно с таким же интересом за ней наблюдала хорошенькая черная кошечка, которая преспокойно лежала на самом верху стеллажа, на небрежно сваленных в кучу карточках. Она даже свесилась наполовину с полки и водила головой за мелькающим белым халатом – туда-сюда, туда-сюда.

– Да что ж такое! – возопила наконец регистраторша. – Куда карточка делась этого Вежливца?! И что за фамилия такая – Вежливец?!

Ну да, у Ликандра Андроновича такая забавная фамилия. Я-то к ней привык, а посторонним, конечно, странно.

Может быть, кошке она тоже показалась странной, потому что она вдруг вскочила, выгнула спинку, потянулась – и из-под ее задних лап сверху свалилась карточка, угодив прямо на голову регистраторши, совершенно как то яблоко, которое некогда угодило на многоумную голову Ньютона.

История умалчивает о том, что изрек в этот миг Ньютон, а вот регистраторша вскричала:

– Да вот же она, карточка этого, как его… Но почему это она упала оттуда?!

– Ее кошка сбросила, – сказал я.

– Какая еще кошка?! – Регистраторша взглянула на меня как на безумного.

– Которая вон там сидит! – Я хотел показать пальцем, но он ткнулся в стеклянное ограждение регистратуры, и стекло буйно завибрировало. Пришлось объяснять: – Вон та кошка, которая на самом верху стеллажа сидит. Черная такая!

И тут я понял, что ошибся. Кошка только на первый взгляд казалась черной, а на самом деле она была серой.

– В смысле серая, – поправился я. Но немедленно обнаружил, что снова ошибся: наверное из-за игры света и тени. Сейчас кошка была реально рыжая. И я, конечно, снова поправился: – То есть рыжая!

Смешно, но через секунду выяснилось, что я ошибся снова: кошка оказалась вообще белая! А потом я разглядел, что она полосатая…

Так. Кажется, моя расплывчатая близорукость опять активизировалась. Да еще как!