Большая книга ужасов — 63

Данила, приникший к окну, видел в спящей массе застывшие, недвижимые, распластанные силуэты растений, каких-то чудовищ – вроде льва с задними ногами и хвостом быка, крылатого коня со свирепым человеческим лицом, барана с хвостом скорпиона и почему-то одной огромной ногой… Это все было как сон, как кошмар, это мелькание внизу человеческих тел, остовов деревьев… Словно бы зеркало, сохранив в себе память о множестве отражавшихся в нем лиц и предметов, вдруг вздумало перетасовать свои воспоминания!

Наконец они отыскали место для посадки на мостовой форта.

Выбрались из ветролова, настороженно оглядываясь, держа наготове огнестрелы.

Однако каждый понимал, что стрелять в неведомое чудовище нельзя: они не забыли, что случилось после выстрела Лёльки!

– Когда же здесь успело все так зарасти, если форт Левобережный пал едва ли неделю назад? – пробормотал шедший рядом Эльф, и Данила только сейчас ощутил, что их шаги скрадывал мягкий травяной покров, затянувший мостовую.

Даже тяжелая поступь Эльфа сделалась почти бесшумной, и они не подошли, а словно бы подкрались к краю того, что сверху казалось плоскогорьем, затем – дремлющим чудовищем, а здесь, вблизи…

Эльф хрипло закашлялся, зажал рот, едва сдерживая рвоту, да и Данила сморщился от неодолимой тошноты при виде этого месива. Более всего оно напоминало непереваренную пищу, извергнутую каким-то существом.

К тому же месиво начинало все сильнее пульсировать, излучая радужное свечение, и это почему-то вселило в Данилу такой ужас, что он попятился подальше от края массы, таща за собой Эльфа.

И вовремя!

Округлые гладкие края массы подернулись рябью, поджимаясь, подтягиваясь, а затем клок ее вдруг резко полетел вперед, будто чудовище злобно выстрелило в людей.

Эльф успел отпрянуть и толкнуть Данилу так, что тот упал на бок, перекатился – и вскочил, не задетый этой ядовитой пулей. И тут же новый комок массы полетел в них!

Отбежали еще дальше, на пока не захваченную врагом мостовую, и стали там, под прикрытием деревянного кружевного затейливого павильончика, сплошь увитого мелкими белыми розами.

Масса между тем стреляла как реактивная установка, и все новые, новые островки ее вспучивались на мостовой, пересверкивая, будто бенгальские огни.

– Ишь, разошлась! – проворчал наконец Эльф, которому явно надоело стоять под защитой беседки, и он сделал Даниле знак отойти. И, как выяснилось, вовремя, потому что масса тотчас начала прицельно обстреливать стенку павильона.

Легкое строение закачалось, затрещало.

– Отходим! – скомандовал Эльф, прицеливаясь в стену беседки и выпуская серию коротких выстрелов, от которых изящное строение занялось, вспыхнуло костром.

Эльф и Данила стали под защитой горящей преграды.

Тем временем тугая волна живой массы изо всей силы ударилась о стену огня, на миг слившись с ним в белой слепящей вспышке. Язык этого общего пламени взвился в высоту, но тут же и рассыпался, оросив землю серебристым, тяжелым, как ртуть, дождем.

И тут Эльф с Данилой увидели, что́ возникает из капель обожженного чудища. И остолбенели…

Рядом с ними внезапно оказалось множество существ и вещей, словно бы выросших из-под земли или свалившихся с неба и являющих собою самые кошмарные создания, которые только можно было вообразить.

На ветвях могучего дуба качалась черепичная кровля дома. Нет, она не повисла на этих ветвях, заброшенная каким-нибудь взрывом или иной неведомой силой! Она была частью кроны!

Обозначились обломки крепостной стены, окружавшей недавно Левобережный, но все они были теперь броней, одевшей чудовищную, неподвижно распростертую дохлую гусеницу с полусотней лап, в которых были зажаты поломанные, искореженные огнестрелы, очевидно, недавно принадлежавшие, защитникам Левобережного.

Встала на клумбе дверь дома, на которой четко обрисовывался нежный женский профиль с розовым кустом на щеке и птичьей головой на длинной шее. Птица яростно клевала и эти цветы, и эту щеку, хотя сама вырастала из головы этой женщины.

А еще среди всей этой мешанины оказалось множество рыб, снующих по траве на коротеньких ножках и с тупым изумлением замирающих перед прекрасным женским портретом, косо торчащим из гигантской перламутровой раковины улитки.

Что-то затрепетало вверху, и Данила резко вскинул огнестрел.

Крошечные детки-нелюди, мелко трепеща крылышками, реяли в воздухе, то глядя серьезно, то хохоча.

У одного в руках невесть откуда оказалась коробка цветных мелков, и вот уже малыши расхватали мелки и начали старательно размалевывать каменную стену полуразвалившегося дома. Одному мешал острый рыбий хвост, который достался ему вместо ног, потому детенышу не удалось схватить мел, и его ангельская мордашка искривилась в беззвучном плаче.

К горлу Данилы подкатил ком.

Рядом громко всхлипнул Эльф – и вдруг затих, словно задохнулся.

Данила обернулся.

Эльф стоял недвижимо, бессильно свесив руки, без кровинки в лице, и расширенными глазами смотрел куда-то вдаль.

Данила проследил за его взглядом и понял, что перед ним оказалось самое страшное из того, что ему довелось увидеть в этом мире.

Потому что он увидел Лёльку.

* * *