Большая книга ужасов — 63

Вдобавок у него было три горба…

Никита онемел от ужаса и только и мог что пялить глаза на этого зверюгу, который увесисто и тяжело протопал на задних лапах к крыльцу и схватил за шкирку обоих домовых: и русского, и нанайского.

При этом они вдруг непонятным образом уменьшились в размерах. Вот только что были старички как старички, только очень уж странненькие, а теперь – ну будто какие-то куклы!

Потом медведь размахнулся – и швырнул домовых в сторону, да еще и прокричал при этом:

– Бокта-бокта, бонгари-бонгари! Кубарем, вдребезги!

Бедняги исчезли – только жалобный крик донесся откуда-то издалека. А потом медведь воздел лапы, провел ими по своей морде, по туловищу, да с такой силой, словно хотел свою черную шкуру с себя содрать!

Никита аж передернулся от отвращения! Но тут шкура и в самом деле с медведя сползла, а под ней… а под ней оказался тот косматый и желтолицый, морщинистый и огромный старик, которого Никита совсем недавно видел перед своей дверью!

Впрочем, при ближайшем рассмотрении он оказался не таким уж стариком. В черных волосах ни сединки, лицо сморщила злобная гримаса, а не годы. Однако на нем по-прежнему был бесформенный черный балахон, а на шее болтались погремушки из древесных корешков и просверленных камешков. Взгляд этих черных глаз был, как и раньше, жгучим и свирепым, но, странное дело, прежнего ужаса перед ним Никита уже не испытывал.

Может, уже попривык к этому кошмарику? Говорят, что человек ко всему привыкает.

Нет, что-то изменилось в самом незнакомце… а что, Никита пока не понимал. Вроде бы он такой же, как в первый раз… и все-таки немного другой. И дело было вовсе не в том, что теперь через его плечо висел на веревке большой бубен из темной кожи, расписанный непонятными узорами и украшенный маленькими звериными хвостиками и какими-то побрякушками! Что-то, наоборот, как бы исчезло…

Но Никита не успел понять что.

– Ну, мэрген, – хохотнул кошмарик, – страшно тебе?

Никита только хотел выкрикнуть – мол, нет, ничуточки не страшно! – однако незнакомец не дал ему и рта раскрыть.

– А нечего было лезть сюда, если страшно! – рявкнул он. – Тебя на пир звали? Нет. На бой звали? Нет! Собрался Омиа-мони спасать? Но против ветра стрелу пускать – самому пораниться! Так что поостерегись, если хочешь живым остаться!

С этими словами кошмарик протянул к Никите руку, растопырив темные длинные пальцы с покрытыми смолой ногтями, потом повел рукой вверх – и Никиту приподняло над землей.

Незнакомец щелкнул пальцами – и Никита влетел по воздуху в открытую дверь избушки, где был довольно небрежно брошен на пол. Дверь захлопнулась с такой силой, что медвежья лапа свалилась с притолоки на пол.

Из-за двери раздался презрительный голос:

– Эй, дитятко! Чтоб за порог ни шагу! Сиди и жди, когда чужак за тобой придет. Он тебя домой вернет. Дождешься его – может быть, живой останешься. Сунешься один в тайгу – ветры обвеют твои обглоданные косточки! Понял, что говорю?

К мутному, треснутому стеклу снаружи приникла пугающая рожа, черные глаза словно бы вонзились в глаза Никиты, и грозный голос проревел:

– Понял? Сиди и жди! Не то погибнешь страшной смертью!

И все исчезло.

* * *

Некоторое время Никита тупо сидел на полу и пытался понять, что происходит. Понять никак не получалось – ведь происходило что-то невероятное.

Какой-то круговорот нечистой силы, честное слово! Сначала русский домовой, потом нанайский – этот, как его, дзё комо, – да еще шаман появился… В том, что этот черный и косматый был шаманом, Никита не сомневался: все-таки он повидал немало книжек с изображениями шаманов у своей мамы, которая занималась нанайской этнографией[17]. И одежда незнакомца об этом говорила, и главное – бубен.

Шаманов без бубнов не бывает, это всем известно. Если видишь бубен – ищи рядом шамана, не ошибешься. Именно с помощью бубнов шаманы общаются со своими сэвенами – духами-покровителями. Сэвены бывают светлыми и темными, то есть добрыми и злыми, ну и шаманы, соответственно, – белыми и черными.

Вот этот, который здесь только что был, – он, конечно, черный. Это сразу понятно. Как он расправился с беднягами домовыми! Как стращал Никиту!

При одном воспоминании о его злобном взгляде пробирала дрожь и даже думать не хотелось о том, чтобы ослушаться угроз и хотя бы нос из избушки высунуть. Конечно, это будет самое разумное: не нарываться на новые неприятности – достаточно и тех, в которые Никиту уже втравили домовые! – и терпеливо дожидаться какого-то там чужака-спасителя.

Наверное, это окажется охотник, который сюда забредет своими таежными тропами. Может быть, у него даже найдется мобильный телефон, с которого Никита позвонит папе и успокоит его: мол, я жив-здоров, правда, не знаю, где нахожусь и что со мной случилось, но в основном все нормально.

Хотя не факт, что здесь, в тайге, ловится сигнал мобильной связи. Может быть, придется ждать, пока спаситель отвезет Никиту в какое-нибудь село, и только тогда удастся связаться с отцом.