Большая книга ужасов — 67

Кричали совсем рядом. Будто из-под костра или из-под меня самого. Может, это я кричал? Не…

Снаружи палатки засвистел ветер, и ветка корябнула по стенке. Сверху вниз одним резким движением, как будто собралась вспороть мою палатку… Только не было веток вокруг. Палатка стояла посреди поляны…

Шаги раздавались уже совсем рядом. Кто-то будто бродил вокруг палатки и – раз! – споткнулся о растяжку. Веревка глухо спружинила, брякнула как струна, под чьими-то ногами часто-часто захрустели ветки, под чьей-то решительной рукой вжикнула молния…

Я выкатился в темноту навстречу невидимому врагу. Я вскочил на ноги и стал вертеть головой, как ненормальный: кто здесь?!

Вокруг была темнота. В шаге от меня тлел костер. На темной поляне стояла тишина, ни ветерка, ни шевеления. Несколько секунд я стоял и слушал, вцепившись в трос палатки. Трос был не натянут. На земле поблескивал выдернутый колышек. Мой невидимый гость споткнулся или я сам сейчас выдернул?

В костре шумно шевельнулись угли. Я повернулся: старуха!

Она сидела так же, как в прошлый раз: с палочкой у костра. Белая прядь выбилась из-под платка.

– Я же тебе говорила, чтобы ты сюда не совался. – Голос у нее был скрипучий, нечеловеческий. – Кто сюда придет, здесь и останется. Беги! – Она кинула в меня головешкой.

Я поймал, обжегся и распахнул глаза.

Я сидел у костра спиной к палатке. Земля вокруг была истоптана. Следы большие, человеческие следы, размера, наверное, сорок пятого, точно не мои. На прогнувшемся тросе болтался выдернутый из земли колышек. Я потянулся воткнуть – и увидел свою руку. В ладони, в самом центре, наливался белый волдырь ожога.

В шею мне дунуло прохладой, в ноздри ударил странный запах сухой кожи и полыни. Похоже, но не так резко пахнет от стариков. Что-то шаркнуло по моей куртке, как будто пытались схватить, но не удалось. Сзади! За спиной мирно стояла палатка. Я заглянул внутрь – пусто.

Луна была высоко-высоко. Она была полной и светила, наверное, ярче костра. Впереди замаячил огонек фонарика. Наконец-то!

– Живой? – Лом сверкнул фонариком мне в глаза. – Ну вот и молодец. А Толстый испереживался, как ты тут без нас… – Лом болтал как ни в чем не бывало и прилаживал над костром котелок с водой. Толстый ковырялся в рюкзаке.

Через несколько минут в котелке над костром уже уютно бурлила гречка с тушенкой. На палках вокруг сохли наши сапоги. Я сидел на бревнышке, завернувшись в спальник, цедил чай из горячей железной кружки, чесал босые ноги о засохшую грязь и не мог поверить, что это та поляна, с которой надо бежать.

– А может, старуха – это просто старуха, – философски заметил Лом. – Померла тут где-нибудь и ходит теперь всех гоняет. Кто не своей смертью умер, те и становятся призраками.

– Думаешь, заблудилась и не вышла из леса?

– Или зверь какой задрал. Вы видели ее лицо?

Мы с Толстым закивали. Я отчего-то подумал про росомаху. Видел однажды, что она делает со зверем, попавшим в капкан. Честно говоря, видел только кровь, шерсть и пару косточек. Все остальное выела росомаха. Завалить парня вроде меня ей все-таки слабо, а старуху, думаю, осилит. Медведь опять же… Он еще голодный в мае, ягод нет.

Толстый задумчиво шевелил дрова в костре:

– Мне кажется, тут другое. Лес ведь каждый год кого-нибудь забирает. В том году две старухи ушли. В позапрошлом – парень из города… Да если бы они все в призраках ходили, тут бы уже было не протолкнуться!

Я молча расправлялся с кашей. Эти двое спорили об аномальных зонах и мертвых бабках.

– Вот если, например, кого-то зарезали да еще не похоронили – тогда да, он может стать призраком. А зверь задрал – дело житейское.

– А место-то при чем?

– Энергетика. Двести лет назад здесь кого-то убили, потом сто девяносто лет назад еще кого-то, и это все копится, копится… И когда земля уже хорошенько пропитана кровью…

– Да ну, фигня! Вся земля – одна большая могила.

– Ты не понимаешь. Должно так совпасть, чтобы и место, и время, и чтобы не за что, и… – Толстый сник. – Сам не знаю.

– Но местечко и правда стремное, – поддержал его Лом.

А мне уже было уютно, как дома перед теликом. Тепло, хорошо, и даже банальная каша с тушенкой на воздухе в лесу в тыщу раз вкуснее.

Лес молчал. Казалось, он слушает этот глупый разговор. Ветки не шумели на ветру, не пели птицы. Когда Толстый и Лом замолкали, у меня звенело в ушах от тишины.

– …А то оказалось поместье Салтычихи, и в этом пруду она утопила кучу народу, вот тебе и стоны по ночам! Вода – она же как зеркало, портал в мир мертвых.

Я перевернул свои сапоги над костром: еще чуть-чуть, и высохнут. По телу разливалось приятное тепло. Я подобрал ноги под себя, плотнее завернулся в спальник. Голоса Лома и Толстого слышались издалека, будто я под водой, а они уплывают от меня на лодке. Ноздри щекотал запах тушенки и костра. Одежда будет пахнуть им еще долго. На голову будто надели тяжелую мягкую шапку. Мне было тепло.