До старой больницы дошли быстро. Она являла собой весьма причудливое зрелище: на крыше кое-где проросла трава и даже качались тоненькие тополя, стены облезли, зато в некоторые окна были вставлены стеклопакеты в обрамлении комьев неопрятно-желтой застывшей строительной пены.
– Начинали делать ремонт, – пояснила Валентина. – Кое-где окна заменили, а потом все бросили. С противоположной стороны везде старые рассохшиеся рамы.
– Со стеклопакетами лучше, – сказал Валерка. – Зимой стекла не замерзают.
– Когда как! – многозначительно провозгласила Валентина. – Всякое бывало!
Она явно хотела, чтобы Валерка начал расспрашивать, какое именно
– Неужели здесь кого-то лечат?!
– Работают два-три кабинета, самые приличные. Михаил Иванович прием ведет, Марина Николаевна ему помогает, а всех остальных врачей в другие больницы перевели или сократили, – рассказывал Лёнечка, поднимаясь на крыльцо и открывая тяжелую обшарпанную дверь.
Валерка обратил внимание, как опасливо Валюшка обогнула большой ясень, росший у крыльца. Боится, что дерево упадет и придавит ее, что ли? Или с этим ясенем связаны какие-то прошлогодние приключения, вот она и боится?
А ночью на кладбище храбрости ей было не занимать!
Забавная все же публика – эти его новые друзья…
– Ребята, что-то я не пойму, – сказал Валерка. – Марина Николаевна вроде бы в Нижний уехала, Михаил Иванович дома спит, то есть приема нет. А почему тогда больница не заперта?
– Ну так ведь сторож на месте, – буркнул Лёнечка.
Ребята вошли в длинный пустой коридор. На стене висело старое-престарое, поблекшее, вдобавок потрескавшееся зеркало. Лёнечка и Валентина прошли мимо, старательно отворачиваясь. Валерка в зеркало заглянул, но узрел лишь весьма отдаленный намек на собственное отражение.
Начали спускаться по довольно крутой лестнице с погнутыми перилами. С каждым шагом становилось все холодней, и Валерка передернул плечами: даже ветровка не спасала.
– Ничего, Валера, – простучала зубами Валентина, – в комнате у Ефимыча тепло: там всегда обогреватель включен.
«Лучше бы она так обо мне не заботилась, – подумал Валерка, – Лёнечка идет какой-то сам не свой!»
В крохотной и совершенно до неприличия захламленной каморке было в самом деле очень тепло благодаря допотопному «ветродую», однако хозяина здесь не оказалось.
– Ефимыча что-то нету, – сообщил Лёнечка, хотя это и так было всем понятно.
– Может, он в морге? – предположила Валентина, но Лёнечка покачал головой:
– Чего ему там делать? Морг сейчас пустой, всех «постояльцев» наконец похоронили. Помните ржавую табличку на кладбище? Михаил Иванович говорил, что так неопознанные трупы хоронят. Наверное, теперь и Пятнистая Молчунья, и Синяя Толстуха, и все другие там лежат.
«А под дальней табличкой кто? – не без дрожи вспомнил Валерка. – Как раз оттуда чудище беловолосое появлялось».
Именно об этом он и хотел спросить Ефимыча, хотя, кажется, и сам знал ответ…
– А давайте пока иорданку поищем, – предложила Валентина.
– Ты что, собираешься без хозяина здесь рыться?! – возмутился Валерка.
– Может, так оно даже лучше будет, – рассудил Лёнечка. – Еще не известно, даст нам Ефимыч свою драгоценную иорданку или нет. А без него возьмем потихоньку, попользуемся – и потом так же потихоньку вернем. Он и не заметит ничего!
– А ты знаешь, где она лежит? – деловито спросила Валентина, и Валерка подумал, что эта парочка авантюристов очень подходит друг другу.
Ему не слишком-то хотелось копаться в чужих вещах и брать без спроса эту самую иорданку.
Но его возражений никто не слушал.
– Она вон там хранится, – показал Лёнечка на вешалку. – На дальнем гвозде. В самом низу.
Валерка только сейчас обратил внимание, что никакого шкафа в каморке нет, а вся одежда – и тулуп, и плащ-палатка, и ватные штаны, и меховые безрукавки, и какие-то более цивилизованные вещи – просто понавешана одна на другую на обшарпанной стенной вешалке или вообще на вбитых там и сям громадных гвоздях.
– Ну, я полез доставать, – сообщил Лёнечка – и в самом деле полез вперед, продираясь через горы стоптанных башмаков, резиновых сапог и валенок.
– Ефимыч этот ваш прямо Плюшкин, – пробормотал Валерка, наблюдая, как с вешалки падают шапки, шляпы и старые врачебные колпаки.
Валентина фыркнула – оценила юмор.
Лёнечка тоже фыркнул, но весьма неодобрительно: ему на голову как раз нахлобучился громоздкий капюшон от старого брезентового плаща.
Сам плащ, по непонятной прихоти хозяина, висел вообще в трех метрах от капюшона.
Наконец Лёнечка добрался до «дальнего крючка» и принялся шарить в ворохе навешанной на него одежды. Видимо, делал он это не слишком аккуратно, потому что все вещи вдруг свалились на пол, причем никакого ружья на крючке не обнаружилось.
– Наверное, Ефимыч его перевесил куда-нибудь, – сердито пробурчал Лёнечка.