Он поднял барахло, кое-как водрузил его на место и принялся обследовать соседние крючки, иногда чихая от застарелой пыли. Однако знаменитой иорданки не нашлось и там.
Валентина посмотрела-посмотрела на Лёнечку – и тоже подключилась к поискам, ворча:
– Да тут все пылью и мохом поросло, ужас!
Через несколько минут беспорядок в комнатушке достиг совершенно космических масштабов, и Валерка счел необходимым вмешаться:
– Слушайте, хватит тут шуровать! Когда ваш Ефимыч вернется, он нам не иорданку даст, а по шеям надает. Давайте вернем этот бардак в первозданное состояние и пойдем поищем хозяина. Пусть сам скажет, куда ружье убрал.
– Ладно, пошли, – сказала Валентина, – он, наверное, все-таки в морге. Наверное, убирается там. Он же такой чистюля, ты не представляешь, Валера!
Он и в самом деле не представлял, как понятие «чистюля» может сочетаться с горами старого хлама, но спорить не стал, чтобы не вдыхать лишней пыли.
Кое-как все развесили, расставили, растолкали по углам и вышли в коридор.
Чтобы попасть в морг, надо было спуститься еще ниже – в самый подвал.
– Странно, – пробормотал вдруг Валерка.
– Что? – спросил Лёнечка.
– Да странно, что одновременно и Марина Николаевна айсбайль убрала, и Ефимыч ружье перевесил, – задумчиво сказал Валерка. – Что это на них вдруг нашло?
– Странно, – согласилась Валентина. – Будто сговорились!
– Или будто кто-то нас опередил, – задумчиво сказал Валерка.
– В каком смысле? – насторожился Лёнечка. – То есть и айсбайль и ружье забрал кто-то вообще другой?! Кто-то чужой?!
– Откуда мне знать? – пожал плечами Валерка.
– А не знаешь, так и не болтай! – с неожиданной резкостью сказала Валентина. – Кто чужой мог узнать, что нам понадобится айсбайль или иорданка? Вы никому не говорили?
Лёнечка и Валерка покачали головами.
– Ну и я никому не говорила! – заявила Валентина.
Валерка оглянулся, но никого не обнаружил.
– Вы ничего сейчас не слышали? – спросил с тревогой.
– Да нет, – качнула головой Валентина.
– Я тоже не слышал, – сказал Лёнечка, берясь за ручку громоздкой металлической двери, к которой они как раз подошли.
«Мне показалось, что ли?» – подумал Валерка… и внезапно сообразил, что этот голос звучал в его памяти.
Это был голос из его сна!
Во сне его спросили:
Кому? Какой-то женщине…
О чем?! Сейчас он не мог вспомнить.
Маячил какой-то белый ужас, от которого его спасло появление Ганки, а больше он ничего не помнил.
Заспал!
Лёнечка тем временем справился наконец с тяжелой дверью, шагнул на порог – и замер.
Потом обернулся и сказал растерянно:
– А здесь нету никого.
Валентина глянула через его плечо:
– Ага, Ефимыча нету. И не убирались тут сто лет, все какой-то белой пылью покрыто. Со стен она осыпалась, что ли?
Валерка протиснулся между ними и оглядел просторное низкое помещение с кафельными стенами, освещенное яркими лампами, укрепленными под самым потолком. Несколько металлических столов было составлено в углу. Из крана в проржавелую раковину методично капала вода. Ужасно воняло какой-то больничной гадостью, и Валерка прикрыл нос ладонью.
А пол и в самом деле оказался присыпан белой пылью, вроде бы и похожей на известку, но не совсем. В любом случае, известка не могла осыпаться с кафельных стен. Да и странная была эта пыль – какая-то не очень-то известковая. Крупные белые хлопья искрились в ярком электрическом свете словно снег под солнцем, а между ними извивались какие-то белесые травинки, покрытые шевелящимися ворсинками. И еще там валялась большая связка каких-то ключей…
– Что такое? – пробормотал Лёнечка, делая шаг вперед.
Но Валерка схватил Лёнечку за руку и выволок его в коридор, чуть не сбив с ног Валентину. Лёнечка немедленно начал поправлять свои дурацкие рукава.
Валерка с силой захлопнул дверь и посмотрел, насколько плотно она прилегает к полу.
Вроде плотно. И очень хорошо, что есть тяжелый засов. В петле его болтался замок. Очень может быть, что его можно было запереть одним из тех ключей, которые валялись на полу морга, но Валерка не собирался за ними возвращаться. И никому другому не позволил бы!
– Пошли отсюда, быстро! – скомандовал он, бесцеремонно подталкивая Валентину и Лёнечку к лестнице. – Пошли, пошли! Я совсем замерз! Не хочу заболеть!
И он буквально толчками и пинками погнал их наверх, а потом и через коридор к выходу.
Валерку бил жестокий озноб, но не только потому, что он замерз.
Его знобило от ужаса!
Он отдал бы все на свете, чтобы ошибиться, но знал, что не ошибся. Связка ключей и белые искрящиеся хлопья на полу морга – это было все, что осталось от Ефимыча.
Вернее, все, что от него оставила белая трава.
И в это самое мгновение Валерка вспомнил свой сон и кому принадлежал вкрадчивый женский голос.