Большая книга ужасов — 72

Что-то словно бы ударило его в лицо: ударило волной ветра, солнечного жара, людского гомона. Он открыл глаза — и обнаружил, что стоит на широкой дороге, казалось сложенной из разноцветных осколков стекла, камня, разбитых зеркал… как мозаика! У Саши закружилась было голова, но это неприятное ощущение тотчас прошло, и он увидел перед собой просторную каменную площадь, окруженную развесистыми деревьями и строениями с колоннами. Солнце садилось, очертания домов таяли в тени, но Саша разглядел, что на площади кое-где возвышались беломраморные статуи, увенчанные венками. Рядом стояли корзины с яблоками и виноградом. На площади толпились люди в странных длиннополых или очень коротких одеждах тускло-белого цвета. Дети вообще бегали голышом.

Было такое ощущение, что Саша видит картинку с какого-нибудь сайта по истории… по истории Древней Греции. Ну конечно! Всяких древнегреческих картинок он нагляделся о-го-го сколько, особенно тех, которые касались одежды, и сейчас сразу распознал хитоны и пеплосы, гиматионы и хламиды[4].

Но сейчас перед ним были не картинки — сейчас перед его глазами разворачивалась живая жизнь. Некоторые люди были босы, некоторые обуты в кожаные сандалии. Саша слышал голоса, причем, как это ни удивительно, понимал каждое слово чужого языка.

Из разговоров стало ясно, что люди нетерпеливо ждут появления какого-то человека по имени Александр.

— Александр? — пробормотал Саша. — Кто это?

— Лжепророк, — презрительно проговорил кто-то рядом.

Это оказался мужчина в длиннополом гиматионе. Лицо чисто выбрито, светлые волосы уложены аккуратными локонами. Это явно был знатный человек.

— Александр очень ловко морочит народ священными именами Аполлона и Асклепия[5], — проговорил он. — Пугает своей ручной змеей. В этих местах водится много ежей, которые всех змей истребили, люди отвыкли от них, вот и смотрят на все, что им показывает Александр, как на чудо. Однако помяни мое слово: он за это рано или поздно поплатится. Я с нетерпением буду ждать этого дня, а потом напишу книгу, которую прочтут и в Элладе, и в Риме. Все будут знать, что с богами шутки плохи! Аполлон и Асклепий еще отомстят Александру за оскорбление! А ты, наверное, чужеземец, если не слыхал про этого негодяя? Позволь узнать, откуда ты прибыл? Как твое имя? Меня же зовут Лукиан из Самосаты.

Лукиан?! Уж не про него ли говорил Макс в тот вечер, когда они все собрались у Витька? И труд Лукиана именно так и назывался: «Александр, или Лжепророк»…

В это мгновение Лукиан поглядел куда-то в сторону и воскликнул:

— А вот и этот гнусный нечестивец! О Геракл, избавитель от зла! О Зевс, отвратитель несчастий! О Диоскуры-спасители! Лучше встретиться с врагом и недругом, чем иметь дело с человеком, похожим на Александра!

Саша обалдело таращился на него. Он эти слова недавно в Интернете читал, а теперь слышит их своими ушами!

Тем временем Лукиан начал проталкиваться сквозь толпу к центру площади, где появился высокий мужчина в черном гиматии. Из-под полы высовывался хвост черной змеи, волочившийся по земле. Саша вздрогнул от страха и отвращения, а собравшиеся выкрикивали приветствия и падали перед Александром ниц.

— Эти простодушные и доверчивые люди чествуют не только обманщика, но и убийцу, — раздался рядом негромкий женский голос.

Саша обернулся.

Судя по богатому синему узору на полах длинного хитона, с ним заговорила какая-то знатная горожанка. В отличие от остальных женщин, которые лишь слегка прикрывали волосы, но не прятали своих красивых лиц, она придерживала край тонкого гиматия так, чтобы он скрывал и голову, и лицо. Саша видел только блеск ее глаз. На запястье отливал тусклой медью браслет с большим синим камнем, в котором можно было разглядеть красные пятнышки.

— Он выдает себя не только за пророка, но и за врачевателя безнадежных больных, — продолжала женщина. — Однако единственное лекарство, которое он прописывает, — смерть. А между тем все его предки были истинными защитниками людей! Они были истребителями вриколасов[6] на Калидоне.

— А кто такие вриколасы? — изумленно спросил Саша, но тут же прикусил язык, испугавшись, что не знает того, о чем известно всем.

Что бы такое наврать, если его опять спросят, откуда он прибыл? Как назло, все греческие названия напрочь вылетели из памяти, кроме Спиналонги!

Но женщина ни о чем не спросила.