— Не ночуй в чужом доме! — Сбросил карты. — Я там мужика видел. — Он встал. — Волосы длинные, в хвост собраны. А сам на орангутанга похож.
— Это Паша. — Илья тоже поднялся.
К ним шел надутый синий. Хельга громко кричала в кустах: «Вижу! Не прячься! Вижу!» Кусты с треском раздвинулись. Из них выскочила девчонка. Добежать до ворот первой она не успела. Хельга еще немного похрустела кустами и выскочила к воротам сразу за будкой.
— Ты меня обманула! — на выдохе орала девчонка. Никита пытался вспомнить ее имя. Что-то простое… Аня, Таня, Маня… — Ты меня не видела! Если бы ты не кричала!
— Еще Легыч. — Хельга пропустила возмущение подружки мимо ушей. — И Полинка.
— И чего Паша? — напомнил Никита.
Илья посмотрел в сторону кустов и промолчал.
Сумасшедшее, говорите? Да вообще дурдом!
Никита пошел вдоль синего здания налево, завернул за угол. Здесь корпус превращался в низкий белокирпичный аппендикс. Перед ним стояла ржавая конструкция с конусовидными приспособлениями. Что-то тут, вероятно, должны были ссыпать. За ним нечто высокое и узкое, из красного кирпича. Башенка. Заметно старее здания с сайдингом. Дальше шел длинный корпус, крытый черной полукруглой крышей. Такой же краснокирпичный. Такой же старый.
Никита почувствовал знакомое жжение в кончиках пальцев. Место было давно и безнадежно необитаемо, из окна тянулась тонкая березка. Лет двадцать надо, чтобы такая вытянулась. Он прибавил шаг. Бетонные плиты под ногами закончились, началась утоптанная тропинка с лужами. Сначала широкая — машина проедет, — но быстро сузилась, заболотилась. Вывела к углу красного корпуса.
Здание выглядело так, будто его слегка погрызли снаружи. Кому-то в организме не хватило штукатурки, и он восполнил нехватку. Окошки в стене были разнокалиберные — пара круглых, два маленьких квадратных, ряд прямоугольных. На мгновение в душу Никиты закралось разочарование — по опыту он знал, что в таких зданиях ничего интересного нет. Но вот он прошел дальше, и сердце его ухнуло в пятки, толкнулось в горло и узнаваемо заколотилось в ожидании нового.
— Ух ты!
И почему он решил, что комбинат — один новый синий корпус? Комбинат был огромный, он состоял из множества старинных массивных, сложенных из красного кирпича зданий. Здесь были кирпичные трубы, башни с деревянными «головами», с глазами-окошками. От одной башни к другой вел длинный полуразрушенный наклонный пандус, обшитый деревом. Наверное, из одного здания в другое по этой крытой галерее что-то ссыпали или скатывали. Деревянные подгнившие ребра позволяли на просвет видеть пустоту внутренностей. Свисали верхние балки. Боковые щиты — там, где сохранились, — покачивались от ветра.
— Мощно, — прошептал Никита. Кажется, время в Тарлу он проведет неплохо.
— Ты туда особо не суйся, — предупредил идущий следом Илья. — Рухнуть может. Если наверху хорошенько попрыгать — точно обвалится. Пацаны как-то пробовали раскачать — чуть не навернулись.
Никита покивал. Он уже понял, что приезжих здесь принято пугать. Под ногами оказалось что-то пружиняще-мягкое, оно уводило в небольшой овражек.
— Что это?
— Целлюлоза. Здесь бумагу делали. Целлюлозу получали из щепы, ссыпали в контейнеры. Там еще стружка, она занозистая.
Объем разрушений вдохновлял на подвиги. Хотелось срочно все тут изучить.
— Чего вы там копаетесь? — засмеялись сверху.
Хельга. Она как-то ухитрилась их обойти. Вроде мимо не проскакивала. Обманула опять.
— Она по лестнице, — скривился Илья. — Ты не ведись. Это она хочет на тебя впечатление произвести.
— Ой-ой, что застыли? — издевалась Хельга.
— Она всегда такая, — пробормотал Илья.
— А чего тут все бросили? — Никита вытянул телефон, сделал пару снимков. Надо маме показать, пусть порадуется. — Ведьмы прокляли?
— Гринпис в конце девяностых закрыл, — буднично и неинтересно объяснил Илья. — Говорят, природу портил сильно. А был самым богатым в районе. Сюда все ехали деньги зарабатывать.
— А теперь?
— А теперь все едут отсюда.
— Другое бы чего тут построили…
Они пересекли овражек, под ногами оказалась не пружинящая целлюлоза, а вполне себе нормальный рубероид — им был выстлан пандус к низкой пристройке. Войти в нее можно было справа или слева — и там и там тянулись лесенки с перильцами.
— Другое тут построить нельзя.
— Почему?
— Место проклято.
Никита усмехнулся. Начинаются знакомые страшилки.
С заброшенными местами всегда что-то связано. То убили кого-то неудачно — а он потом призраком в четырех стенах мечется, выталкивает из окон всех неугодных, то клад в кирпичи вмурован — а при кладе охранник, злой нетопырь с четырьмя глазами, по ночам воет, камешки бросает, бумагой шуршит, чужих отпугивает. Или бомжи. Еще могут крысы и гадюки ползать. В брошенных домах часто сыро, змеи любят такие места. Влажные, где золото закопано.
Ни одной из подобных историй Илья делиться не стал. Ну и ладно. Хотят темнить — их право.
Никита огляделся. Пандус был прикольный. Непонятные дыры в полу, ходы, перелазы. Первые шаги делал осторожно, дальше двигался веселее. Все, конечно, скрипело и норовило провалиться, но вроде держало.