Большая книга ужасов — 74

— Откуда ты знаешь? — требовательно спросила учительница химии, снова становясь похожей на саму себя — классную даму с придирчивым характером.

— Да я… Я просто в окно видел. Ну, эксперимент ваш, и потом… В общем, водил Юлю в медпункт…

— Волкогонов, не мямли, это важно.

— Да просто больше нечему! — от страха повысил голос Роман. — Вы столько лет бились, а тут вдруг — раз! — и все заработало. А что изменилось? Да только то, что Юля руку порезала. И потом, мне Шаткин говорил…

— Ну да, ты прав, — перебила его Грехова, и взгляд ее снова затуманился. — Теперь понятно… Кусочек протовещества из пробирки получил Юлину кровь — видимо, именно то, чего ему и не хватало для реакции, — и, отделившись от остальной части, смог затеряться в кабинете.

Она задумалась.

— Крови мало, было что-то еще. Но он… Впрочем, важно ли это теперь… Он «жил» на потолке, у меня над головой…. Понимаешь, Роман, я его слышала. Слышала почти все время. Он хотел расти, шириться, множиться. А чтобы это делать, ему нужны эмоции, мысли и чувства людей. Я была в ужасе, когда поняла, что может произойти. Не знала, просто не представляла, что делать. Я искала его, весь потолок по миллиметру осмотрела, залезла в каждую щель, за каждый шкаф и стеллаж, но так и не смогла отыскать…

Лариса Николаевна подняла голову.

— …и в какой-то момент перестала слышать его мысли. Не поверишь, но это напугало меня еще сильнее. И, судя по тому, что сегодня произошло, не напрасно. Думаю, у меня были все шансы стать пищей для апейрона, если бы не ты.

Лариса Николаевна снова взглянула на Романа, но в этот раз ее взгляд не вызывал страха: на него смотрели глаза обеспокоенной, напуганной и растерянной женщины, которая искала поддержки. И, видимо, была ему искренне благодарна. Волкогонов почувствовал, как невольно к его щекам приливает кровь.

— Да ладно, — засмущался он.

— Не ладно. Ты меня спас. И я тебе безмерно благодарна. Только… — Грехова замялась, но продолжила: — Как тебе это удалось? Ты же школьник, по сути, еще ребенок… Что ты сделал?

— Ну, у меня есть иридиевая плата и фотография… Юли.

— Что?

— Просто я заметил, что, если взять в руки иридиевую плату или положить ее, скажем, в карман джинсов… в общем, чтоб она поближе к телу была, — влияние апейрона почти не ощущается.

— Логично. Иридий — металл, который чаще всего встречается в метеоритах, на Земле его очень мало, почти нет. Можно сказать, что это внеземной элемент… И земному протовеществу, вероятно, тяжело с ним взаимодействовать… А фотография? При чем тут фотография? Это уже к химии никакого отношения не имеет.

Волкогонов усмехнулся с видом умудренного опытом старца и знатока жизни:

— Лариса Николаевна, вы же сами говорили, что апейрон питается человеческими эмоциями, чувствами и мыслями. Это, по идее, тоже мало совместимо с химией.

Грехова немного растерялась и кивнула:

— Пожалуй.

— Ну вот. И я выяснил, что сильные чувства к кому-то тоже могут защитить, выпереть из башки склизкие щупальца этой дряни. Любовь, как говорится, творит чудеса!

— И ты, значит, влюблен в Юлю?

Роман поперхнулся и покраснел до самых корней волос. Но отступать было некуда:

— Ну, получается, что так. Потому и подумал, что вам может помочь фотография вашей семьи — то есть тех, кого вы любите. Так и получилось!

— Кого любите… — повторила Лариса Николаевна, и взгляд ее опять затуманился. Но на этот раз лицо женщины выглядело совсем иначе: оно было мягким и немного растерянным, на глаза навернулись слезы. Тряхнув головой, она несколько раз моргнула, потерла виски и резко выдохнула.

— Спасибо. — Теперь ее голос звучал куда уверенней и четче. — Но рассиживаться некогда.

Глава 20

С полной уверенностью я могу утверждать, что научился управлять всеми живыми существами города.

Это оказалось куда проще, чем я ожидал.

Они очень примитивны, эти люди.

И те самые эмоции, секрет которых я разгадать не мог, оказались просто неким подобием инстинктов, которые тормозят и отравляют человеческую жизнь.

Это всего лишь набор определенных химических реакций, разгадать которые не стоило никакого труда.

Особенно для того, кто уже познал природу человека.

Для меня.

Я могу управлять страхом. Ненавистью. Яростью. Отчаянием.

Я могу даже дать человеку радость.

Восторг.

Но это не нужно человеку.

Когда я познаю человека до конца, я изменю всю материю.

Я создам свою Вселенную.