Большая книга ужасов — 75

Оброненный фонарь валялся на полу лампой вниз. Краем глаза Жан разглядел-таки Серого. Тот неумело, точно дубиной, размахивал катаной, прижимаясь к балке, и вопил дурным голосом. Жан бросился было на помощь, но едва не напоролся на коготь. Отступая, Жан рубанул сверху вниз, в надежде достать тварь контратакой. На миг ему даже показалось, что лезвие топора прошло сквозь угольно-черную плоть, но перед лицом тут же замельтешил изогнутый коготь. А с ним еще с полтора десятка. Жан понял: тварь играет с ним. Выматывает. Хуже того — ей это удается. Каждый пришедшийся в пустоту удар отнимал силы так, как не бывало даже на самых утомительных тренировках.

— В крыло бей! — заревел невидимый Тоха. — Я попасть не могу!

Прижатый к стропилам, Жан выставил перед собой оружие и рискнул на мгновение обернуться. Едва успел увидеть, как Тоха скачет по балке, вращая над головой шипастую палицу.

— Какое, в баню, крыло?! — крикнул Жан, уворачиваясь от новой атаки тентаклей.

— Бей в крыло! Бей в крыло! — как заведенный повторял Тоха. — Ломай ему крыло!

— Пацаны! Ааааааааа! Нет, уйди, уйди! Снимите его с меня!

Жан завертел головой, пытаясь поймать Серого в луч налобника. С трудом, сквозь плотный клубок щупалец, разглядел что-то нависшее, угловатое, темное и торчащие из-под него Серегины ноги в стоптанных кедах. Щупальца тут же сомкнулись, ощетинились когтями — не пройти, не прорваться. Оставалось только слушать, как исходит криком погибающий друг. Дыхание тяжело срывалось с упрямо сомкнутых губ. Под доспехом Жан взмок от пота. Выбившиеся пряди волос лезли в глаза. Все оказалось глупо и бесполезно.

— Жааааааан! Тоха! Снимите! Снимите его с меняаааааа!

— Жан, руби крыло, мне не достать!

— Уйди, уйди, ты! Не тронь меня!

— Руби крылья!

— Нет-нет-нет-нет-нетнетнетнетнет! Аааааааааааа!

— Жан, бей! Бей его!

— Жаааааааан!

Жан глубоко вдохнул и выдохнул. На тренировках, в спарринге, часто недоставало секунды, чтобы собраться, трезво оценить возможности противника и свои силы. Играющая щупальцами тварь, уверенная в собственном превосходстве, дала ему эту секунду. Жан вдруг понял, что не так. В голосе Тохи не было страха. Настоящий страх был за стеной тентаклей, скрывающих гибнущего Серегу. Там, и только там.

— Тоха! — крикнул он на пробу. — Подрежь ему щупальца справа!

— Какие щупальца?! Ты что несешь?!

Не дослушав, Жан кивнул сам себе. В нем тоже не было страха, кроме одного — потерять друга. Перед ним, подобно кобре, раскачивался толстый черный столб, покрытый присосками. Отбросив топор, Жан по-бычьи нагнул голову, выставил вперед плечо и бросился в самый центр скользкого когтистого извивающегося клубка. В какой-то момент ему показалось, что воздух перед ним натянулся как пузырь, стал осязаемым. А потом он проткнул этот эфемерный кокон и вылетел с другой стороны. В несколько прыжков покрыв расстояние, отделяющее его от затихшего Серого, он с размаху опустил меч на темный горб сидящего на нем существа.

От визга заложило уши, и что-то теплое побежало по шее. Тварь взметнулась, сделалась втрое больше. В голову Жану будто зарядили подушкой, набитой камнями. Шлем спас от удара, но налобник слетел, ненадолго погрузив чердак в темноту. В следующую секунду с диким ревом с балки спрыгнул Тоха. Гвозди мерзко чавкнули, впиваясь в черную плоть. Тварь резко развернулась, отбрасывая нового противника. Выронив биту, Тоха отлетел в сторону и с треском ударился о стропило.

Жан, ничего не видя и почти ничего не соображая, шагнул вперед. Темнота перед ним соткалась в уродливую угловатую фигуру, в лицо дохнуло гнилью, и Жан почувствовал впереди пасть, полную острых зубов готовых вцепиться ему в лицо. Он застыл, понимая, что не успеет ни защититься, ни отпрянуть.

— Получи, гад! — раздался снизу полный ненависти голос.

Громко чавкнуло входящее в плоть лезвие. Завыв на одной пронзительной ноте, темнота сорвалась с места. Будто развевающийся плащ, захлопал влажный воздух. Что-то заслонило слуховое окно — и тут же сгинуло. Быстро застучали когти, под наклон, к самому краю, и… смолкли. Жан обессиленно рухнул на колени. Только сейчас стало слышно, что дождь уже перестал, а мерный грохот — это не далекие раскаты грома, а стук в железную дверь.

— Ну что? Тупая и тяжелая, да? — промямлил с пола помятый Серый, поднимая окровавленную катану. — Сами вы… тяжелые!

И они засмеялись, все трое. В этом истеричном смехе было все — облегчение, усталость, радость победы и счастье оттого, что они живы.

* * *

Полицию вызывать не стали, хотя и грозились. Даже участкового не пригласили. Хватило красных от стыда родителей. Бросая красноречивые многообещающие взгляды на своих отпрысков, они виновато разводили руками и поддакивали председателю Совета дома. Николай Федорович, кряжистый усатый пенсионер, бывший директор школы, отчитывал с душой и знанием дела: