Большая книга ужасов — 8

Со «своим» Жанна решила вопрос моментально. Она извлекла из сумки расческу, которую носит с собой в школу. А вот по поводу Юлии Павловны пришлось поломать голову. Что можно взять такое, чем она все время пользуется?

Жанна внимательно оглядела комнату и вдруг кинулась к стенке.

– Вот, – схватила она с полочки книгу. – Мама все время ее читает.

На обложке полу стершимися золотыми буквами по-французски было написано: «Поэзия Возрождения». И впрямь то, что надо. Юлия Павловна занимается французской литературой и работает в Библиотеке иностранной литературы.

– Годится, – одобрил выбор я.

– Вот теперь, Федя, мы действительно подготовились к завтрашнему походу, – устало выдохнула Жанна. – Только бы помогло.

– Попытка не пытка, – ответил я.

– Значит, ты не веришь? – испытующе посмотрела на меня Жанна.

– Не знаю, – честно признался я. – Понимаешь, когда мы там у нее находились, я был готов поверить во что угодно. И кот у нее очень странный, и сама она, да и деревня…

– Вообще-то днем эта деревня вполне обыкновенно выглядит, – перебила Жанна. – А вот Пелагея… Что-то в ней есть. И травы ее… А в миске, помнишь, как бурлило?

– Ну, положим, бурлит и на уроках химии, – сказал я. – Иногда даже сильнее, чем в миске у Пелагеи.

– Выходит, ты думаешь, что все зря? – с грустью произнесла Жанна.

– Нет, не думаю, – отозвался я и снова не покривил душой, ибо и впрямь был уверен: если есть хоть малейший шанс, что Пелагея поможет, надо его использовать.

Собственно, все, что от нас зависело, мы уже сделали. Оставалось лишь ждать до завтра, а там уж надеяться на искусство колдуньи. Если, конечно, она вообще не шарлатанка.

Пока мы сыпали по всей квартире порошок, Пирс вопреки обыкновению не проявлял никакого интереса. Он преспокойно дремал в своей корзине. Но стоило нам все закончить, он вылез наружу и отправился инспектировать результаты нашей деятельности.

Видимо, зелье Пелагеи действовало не только против сглаза, но и против собак. До сих пор подозреваю, что рыжий Барсик добавил что-то туда от себя как бы в подарок Пирсу. Если одноухий и одноглазый бандит хотел сделать ему гадость, то своего добился. Я еще никогда не видел, чтобы собаки так чихали. Пирс это делал как заведенный, прерываясь лишь на пару секунд, чтобы наградить нас с Жанной полным укора взглядом.

В результате мы не на шутку перепугались.

– Слушай, Жанна, а вдруг у него аллергия на Пелагеино зелье? Что тогда делать?

– Начнем с воды, – ответила Жанна.

Слетав на кухню, она принесла Пирсу миску. Тот, выдав еще одну очередь впечатляющих чихов, принялся бурно пить, после чего приступ аллергии словно рукой сняло.

– Ну, Жанна, – одолел смех меня, – во всяком случае ему теперь сглаз не грозит. Он этого средства лет на десять вперед нанюхался.

Жанна тоже затряслась от нервного хохота. Пирс с обидой на нас посмотрел и, кажется, даже покачал головой. Затем залез в корзину и нарочно лег таким образом, чтобы не видеть ни меня, ни Жанну.

Чуть позже пришла тетя Оля, и я, конечно, тут же удалился домой. Там меня ожидал не слишком приятный сюрприз. Стоило мне отпереть ключом дверь, в переднюю из большой комнаты, как метеор, выбежала моя родительница:

– Ну, Федор, есть какие-нибудь новости?

– Пока никаких, а если и будут, только завтра, – думая о своем, автоматически выпалил я.

– А что будет завтра? – уставилась на меня, | словно на инопланетянина, мать.

Только тут я врубился, что меня спрашивают про Юлию Павловну и ее здоровье.

– Завтра, ма, у нее будет лечащий врач, а пока у нее температура, – сообразил я, как выйти из положения. – Это нам с Жанной сказала Ольга Николаевна, а ей сказали в больнице.

– Температура – это опасно, – забеспокоилась мать. – Значит, у бедной Юлечки осложнение. Обязательно навещу ее.

– Пока нельзя, – на всякий случай предупредил я. – Она в реанимации, и туда никого не пускают.

– В реанимации! – воскликнула мать. – Значит, что-то и впрямь серьезное. – Игорь! – порвала она предка. – Ты представляешь, Юлечка после аппендицита в реанимации! Обязательно позвоню Ольге Николаевне. Может, какая помощь нужна.

– А? Что? – выскочил из большой комнаты отец. В левой руке он сжимал пульт от телевизора.

– Почему ты меня никогда не слушаешь? – напустилась на него мать.

– Потому что я не могу одновременно слушать тебя и телевизор, – виновато ответил отец. – Там, понимаешь, как раз рекламу крутили. А она всегда очень громкая. – И, видимо, чтобы отвлечь внимание от себя, предок обратился ко мне: – Ну, как, с математикой справились?

– Да, – соврал я.

– А тетрадь где? – удивилась мать.

Час от часу не легче. Сумку с учебниками я, естественно, после школы оставил дома. Чего же предкам сказать? Промедление было смерти подобно. И я брякнул первое, что пришло в голову:

– Моя тетрадь у Жанки. Ей надо переписать.

– Значит, ты, Федор, решил, а она будет просто списывать? – спросила родительница.

– Нет, – продолжал убедительно врать я. – Решили мы вместе, а записывал я один.

– Ой! Спортивные новости! – возопил отец и кинулся в комнату.