Большая книга ужасов — 8

– Ну, вдруг это какая-нибудь зацепка, – объяснила Жанна. – Так лицо могли слепить только с натуры. А лепили снеговика вчера вечером, уже после того, как мы с тобой здесь прошли. Значит, после семи. То есть в это время Волобуй наверняка был у нас во дворе. И те, кто его тут видели, могут знать, куда он потом направился.

– Ну, Жанка, ты прямо Шерлок Холмс с его методом дедукции. Только, думаю, зря стараешься. Вот вернемся после Пелагеи в школу, а Волобуй наверняка уже там.

– Ладно, пошли скорее в деревню.

Мы двинулись прочь со двора. Я обернулся и кинул последний взгляд на странного снеговика. то ли в этот момент на него упала тень, то ли еще по какой-то причине, но мне показалось, лицо Толяна приняло умоляюще-тоскливое выражение. Он будто бы обращался ко мне с немой мольбой, и от этого у меня в груди возник холодок. «Зачем они сделали снеговику такие глаза?» – с осуждением подумал я и, отвернувшись, поспешил за Жанной, которая успела уйти вперед.

Мы миновали Серебряные пруды, а странный снеговик все не выходил у меня из головы. Наконец я спросил у Жанны:

– А ты не думаешь, что это они куда-то его девали?

Кто? Кого? Куда? – уставилась она на меня. Я понял: «Она думает о чем-то совершенно другом».

– Ну, те, кто лепил снеговика, куда-то девали потом Толяна, – пришлось объяснить мне.

– Вообще-то запросто, – согласилась Жанна.

– Слушай, – вдруг осенило меня. – Наверное, это рэкет.

– Рэ-экет? – Жанна споткнулась и чуть не упала в сугроб.

– А чего такого? – продолжал я. – Не забудь, что Толян позавчера основал собственное предприятие, если так можно выразиться, очень малого бизнеса. Вот и его решили заставить делиться, Он, к примеру, отказался, и его сперли. Или, – тут же возникла другая версия у меня, – Волобуй принял на хранение чьи-то ботинки, а их свистнули. Хозяин потребовал возмещения ущерба. Волобуй оказался недостаточно платежеспособен.

– Правильно, – подхватила Жанна. – Теперь его сперли, а позже позвонят матери с требованием выкупа в размере стоимости ботинок. – Она выдержала короткую паузу и добавила: – Одного только, Федя, не понимаю, зачем было лепить такого похожего на Толяна снеговика?

– Ну, вероятно, с ним просто вели серьезный разговор у нас во дворе, и кто-нибудь от нечего делать по ходу лепил снеговика. Ну, знаешь, как некоторые разговаривают и одновременно что-нибудь на бумаге рисуют.

– А глаза тоже по ходу дела? – внимательно поглядела на меня Жанна.

– Нет, таких глаз на ходу не сделаешь, – откликнулся я. – Значит, кто-то их для чего-то припас и носил с собой в кармане.

– Тоже очень странно, – задумчиво произнесла моя спутница. – С какой целью человек будет носить в кармане искусственные глаза?

– Ну, например, для какого-нибудь розыгрыша, – возникло у меня довольно логичное объяснение. – Подкидываешь такой вот глаз в компот. Человек сперва спокойно его выпивает, а потом обнаруживает на дне стакана…

– Очень смешно, – сморщила переносицу Жанна.

– Тебе, может, и не смешно, а Толян от такой шуточки наверняка бы остался в восторге, – не было на сей счет никаких сомнений у меня. – Так что снеговика явно лепили друзья Толяна.

– Выходит, кто-то из них очень здорово лепит, – сказала Жанна. – И почти наверняка хорошо рисует. Волобуй из снега вышел как живой.

– Тогда ясно, как действовать, если он сегодня в школе не появится, – возник план у меня. – Выясним, кто из приятелей Толяна умеет хорошо рисовать. Полагаю, среди «детей джунглей» таких найдется не очень много.

– Если вообще найдутся, – покачала головой Жанна. – Но вообще-то ты знаешь, Федя, меня сейчас гораздо больше волнует здоровье собственной мамы.

– Кстати, ничего не известно? Как она сегодня? – только сейчас поинтересовался я.

– Когда вернемся из школы, позвоню на работу Ольге Николаевне, – сказала Жанна. – Она собиралась днем съездить в больницу и попытаться пройти к матери. Или хотя бы увидеться с лечащим врачом.

В половине девятого утра деревня Серебряные Пруды оказалась столь же безлюдной, сколь и вчера вечером. На первый взгляд могло показаться, будто людей отсюда давным-давно выселили. Лишь дым, валивший из печных труб, свидетельствовал, что какая-то жизнь здесь все-таки теплится.

Миновав длинную улицу и свернув в переулок, мы подошли к калитке Пелагеи. Я протянул руку, чтобы толкнуть ее, но невольно попятился назад и едва не сшиб с ног стоявшую позади Жанну.

– Спятил? – вскрикнула она.

– По-моему, да. Погляди, – указал я на почерневшие деревянные столбы по обе стороны от калитки. – Ты что-нибудь видишь?

Едва посмотрев, Жанна охнула и начала оседать в сугроб. Оба столба увенчивались совершенно одинаковыми головами Толяна, правда, на сей раз без шапочек. Головы в упор взирали одна на меня, вторая – на Жанну.

– С-слушай, – заикаясь, произнес я, – как же мы вчера-то не заметили?

– Н-наверное, т-темно б-было, – в свою очередь начала заикаться Жанна.

Губы обоих Волобуевых скривились в скорбных усмешках. Сразу в четырех глазах мелькнула тоска.

– Федя, – вцепившись мне в руку, поднялась из сугроба Жанна, – а тебе не кажется, что их слишком много.