Большая книга ужасов — 81

Он сидел прямо, вытянувшись на автобусном сиденье, как прилежный первоклашка за партой. Он смотрел на меня, но сквозь меня, и давно подстроился к дыханию, а я и не заметила. Триста шестьдесят пять на…

Кажется, все еще 26 октября

За головой упало что-то тяжелое. Я открыла глаза. Темно. Темно, хоть глаз выколи. И холодно. Я сижу на земле, но мерзну не от этого. Понизу бежал этот пронизывающий холодок, какой я ни с чем не спутаю. Падаль! Здесь, в темноте, она властвует.

Я вскочила с криком «Огонь погас!», как будто сейчас из темноты канавы мне ответят курсанты и проводница. Темно. Их нет. Мы ведь уже выбрались из той ямы. А Падаль по-прежнему рядом. И по-прежнему темно, хоть я и помню: было утро.

Утро, автовокзал, курсанты, автобус, Андреич. Он мне что-то бухтел, и я отключилась. Какой же он сильный гипнотизер!

Шагнула в темноту – и споткнулась. Ватные ноги не слушались – долго же я провалялась тут, что затекло все на свете! Потихоньку села и всматривалась в темноту: и куда он меня приволок, этот Андреич?!

Темно.

Не вставая, я стала ощупывать пол и стену за спиной – гладко, холодно. Бетон или что-то вроде. И темно, темно. Похоже, сюда вообще не проникает солнечный свет. Будь хоть самый маленький лучик, зрение зверя ухватилось бы за него – и получилось бы ночное видение. Здесь – ничего. И дышать трудно. Как в гробу. Только просторнее.

Я вспоминала байки про замурованные комнаты, которые мальчишки травили в поезде, и что-то мне было не смешно. Глупо, но успокаивало только молчаливое присутствие Падали. Если они здесь – значит, есть выход. Или все-таки нет? Может, старичок со своим гипнозом сманил сюда всю окрестную нечисть – меня, Падаль: человеку все равно. Сманил – да и замуровал. Знала же, что непрост старичок Андреич! И все равно дала себя увезти. Вот до чего доводит любопытство.

– Дед!

Тишина.

Запах Падали был не такой сильный, как я слышу обычно. Но они недалеко. Если напрячься и хорошенько втянуть воздух, можно уловить тоненькую струйку из-под земли. Значит, больше метра подо мной – вот они где! Прячутся или замурованы руками Андреича. Деда нет. Людей тоже нет, но они здесь были, и их было много. В основном дети, в основном… Странный запах, хорошо знакомый, но давно забытый, я не сразу вспомнила, что это такое.

Этот странный запах был размазан по железу. Изо всех углов пахло железом. Воображение тут же подкинуло что-то вроде подземного гаража с инструментами и грязной ветошью. Картинка была такой четкой, что мне на секунду показалось, будто я видела этот гараж, но вряд ли так было. По крайней мере, в реальности. У деда обычная ракушка, у тетки с дядькой вообще никакого… А воображение твердило (и проклятый звериный нос был согласен), что вон в том углу на гвозде висит детская алюминиевая ванночка, которой здесь вообще не место. И пахнет она не только металлом.

От одной этой мысли хотелось выть и бежать восвояси. Я наконец поняла, что это за странный забытый запах, размазанный по металлу. Я избегала этого запаха много месяцев: едва заслышав, старалась задержать дыхание или сунуть под нос что-нибудь вонючее. Моя Тварь бежит на этот запах как акула или пиранья, поэтому я запрещала себе его слышать. Я поняла, что это за запах, при чем тут люди и почему здесь их больше нет.

…Этой ванночкой часто пользовались.

Спазм сжал желудок, и на несколько секунд я забыла о своем зверином здоровье. А может, наоборот: у зверя сильнее выражены защитные реакции. Меня вывернуло прямо под ноги, и все посторонние запахи, кроме собственной желчи и кислоты, на несколько секунд исчезли из моей тюрьмы. В эти секунды я была не зверем, способным за одну ночь уничтожить полгорода, а обычным подростком, узнавшим страшную правду. Если так и взрослеют, то я не хочу.

Я долго не могла прокашляться. В голову лезло это разноголосье запахов, в основном детских, оставшихся здесь навсегда. Они не выветрятся. Они в стенах, в полу, в инструментах на этих стенах. Пропавший пацан из училища – это капля в море.

Кое-как я отползла от стены. Даже запах собственной желчи не перебивал этого ужаса. Про Падаль я вообще забыла, и такое бывает. Эти убивают чисто, даже красиво, не оставляя следов и запахов. Не распыляя смерть вокруг, не размазывая по полу, чтобы и годы спустя ее было слышно. Здесь убивала не Падаль. Здесь из каждого угла, с каждого миллиметра струилась своя смерть. Они остались тут, в непроветриваемом бункере, и невозможно было выделить один голос в этом жутком хоре. Особенно пахли инструменты на стенах: металл отлично держит запахи.

Пахло все: стены, пол и низкий потолок видели не одну порцию брызг чужой крови. Прямо там, где я сидела, побывали минимум две девочки. Не зная, куда себя деть, я встала, чтобы меньше касаться пола и стен.

Так и стояла. Я звала деда, но он не отвечал. Ощупала карманы, уже зная, что телефона там нет, не такой дурак этот Андреич, чтобы оставлять мне телефон. И еще я подумала о Кильке.