Вообще-то он помнит своих родителей, сестру, друзей и очень жалеет, что никогда больше их не увидит. Иногда он забывается и откладывает конфеты (для Ленки), спрашивает, когда за ним приедет отец, ищет свою клюшку, подаренную тёткой… Потом вспоминает, какой сейчас год, и грустнеет. Мне кажется, эта дрянь, которую из него выгнали, пришла в него в этом возрасте, потому что он не помнит ничего, что было после. Помнит математику за пятый класс, географию и русский помнит хуже, но в пределах возрастной нормы, помнит хоккей и конфеты «Гулливер» и почти наизусть цитирует «Таинственный остров».
– …Но там интереснее, много людей и роботов. Любишь роботов?
– Кто ж не любит!
– Там есть робот, который моет полы, робот, который готовит еду, робот, который делает анализы крови, и даже робот, который читает вслух книжки и рассказывает истории…
Колька слушал открыв рот, и мать потихоньку оттаивала. Я молча протянул ей бумажный отчёт, и она переключилась на записи.
– А после больницы поедем в Грецию. Или куда ты хочешь?
– В Африку! Или на этот… на Борнео! – Он опять запрыгнул на кровать и заскакал по ней, скрипя пружинами. – Правда поедем? Я хочу увидеть обезьян, орангутанов…
– В Африку, так в Африку…
Колька скакал по кровати совершенно счастливый, потом спрыгнул, схватил принесённую клюшку и погнал на меня тапочку:
– Держи ворота!
Я не удержал. Удар был такой, что от стены, куда влетела «шайба» откололся кусок краски. Колька завопил «Гол!», потом глянул на меня, будто что-то вспомнив:
– А если бы ты мог поехать куда угодно, куда бы ты поехал?