Они пошли по ночной Стерлядке, слушая, как уносится ветер от берега в гущу лесов, и луна светила им уже не ослепительно, не колдовски, не пугающе, а тихо, спокойно, даже как бы дружески. Василиса рассказывала и о том, что произошло, и о том, что узнала от отца. Шварц иногда взглядывал на нее испуганно, недоверчиво, однако молчал…
Миновали магазин, потом дом бабы Кати, на который посмотрели со страхом и жалостью.
– Помнишь, Татьяна говорила, что баба Катя утонула, а потом выбралась из воды? – пробормотал Шварц. – Значит, это уже не она выбралась?
– Значит.
– Что ж я родителям-то скажу?! – простонал Шварц. – Ой, даже подумать страшно…
Василиса рассеянно кивнула.
Страшно, да. Но ей становилось куда страшней – стоило представить, что им придется увидеть.
Не замечая, как сухая трава колет ноги, они брели между деревьями, и наконец впереди открылась полянка, посреди – одинокое дерево с причудливым стволом и двумя устремившимися ввысь ветвями. Ствол напоминал девчонку, стоящую с воздетыми руками и закинутой головой. Подножие его было покрыто мхом. Каким-то странным лохматым мхом.
Лунный свет милосердно потускнел. Но и так было видно, что дерево – это Тусег, а у ног ее лежит тад Ырка, ее отец.
– Василиса, прости меня, – прошептал Шварц. – Я сам не понимал, что делаю.
Василиса кивнула:
– Когда теряешь одного из друзей, остальным прощаешь все. Это из пьесы «Обыкновенное чудо», если ты не забыл.
– Не забыл, – прошептал Шварц. – Слушай, ты сказала, что она меня спасла… Что она… ради меня…
– Она называла тебя Амбр, – ответила Василиса.
– Но ведь она и тебя спасла! – взмолился Шварц.
Василиса слабо улыбнулась:
– Конечно.
Она понимала: Шварцу страшно справиться с мыслью, что из-за него погибла эта девчонка. Такая странная девчонка! Да, Тусег спасла и Василису. А еще раньше ее спас мертвый Данька Фролов… И теперь Василиса понимала, что тогда, два года назад, когда она ходила по коридорам и не знала, смотрит Данька на нее или нет, он смотрел.
Точно смотрел!