Большая книга ужасов – 90

Серёга пожал плечами и заглянул под склад столов.

Ленка уже выбралась из-под дивана и продолжала щёлкать мусор на полу. Серёга уже накидал сверху тряпок и фантиков горочками, это уже снято, надо посмотреть, что дальше, следующий археологический слой. Потихоньку ногой она отгребла фантики… И продолжала фотографировать, не сообразив сразу, что такое нашла. Выглядело-то не страшно и даже красиво: лицевая часть черепа, выглядывающая из-под горы мусора, как будто кто-то был погребён в нём заживо…

– Ле-ен! – Настя так и стояла в дверях, таращась на Ленкину находку. Ленка щёлкнула автоматически, а уж потом опустила камеру и увидела по-настоящему.

На полу из-под горы мусора действительно торчало чьё-то бывшее лицо. Выглядело оно не страшным, а каким-то грязным, как будто кто-то распылил серую краску в кабинете биологии, и вот скелету досталось.

– Ого! – Мышка отвлёкся от своего пальца и стал аккуратно ногой ворошить мусор пониже черепа. На свет показались рёбра, какая-то кость руки… – Этого на плане нет… Серёга! – последнее он пискнул, как настоящая мышка.

Серёга выбрался из-под парт и уставился на находку. Он посветил телефоном, как Мышка, разгрёб ногой мусор вокруг, обнажив ещё тазовые кости, долго рассматривал металлическую коронку во рту. Она, пожалуй, и пугала больше всего. Из папье-маше не делают скелеты с коронками. Этот настоящий.

– Я ж говорила: люди пропадают… Я это снимала, фу! – Ленка уткнулась в фотоаппарат, лихорадочно удаляя всё подряд, чтобы не завопить, чтобы руки не тряслись, чтобы уйти отсюда и забыть: стираешь фотку – стираешь память…

– Погоди… – Серёга дотронулся до камеры. – Что ты там говорила про призрак охранника? Что умер на посту? Здесь?

– Ну если здесь его комната… – кажется, Ленка прошептала это, но Серёга расслышал:

– Похоже, это не байка из Интернета. Такое тоже случается.

– Ты веришь в призраков? – Мышка с любопытством рассматривал скелет.

– При чём тут призраки? Фабрику закрыли, охранник не захотел уходить, объявил голодовку и умер на посту: вот он. Страшная история без всяких призраков. Надо сообщить кому… Чтобы хоть похоронили.

Настя шагнула назад в коридор, и остальные молча потянулись за ней. Никому не хотелось оставаться в комнате охранника.

Глава X Мышка

Мышка привык терять. Даже имя: ни один человек на свете уже давно не называл его Мишкой. Да он сам бы себя так не назвал. Маленький, меньше самой мелкой девчонки в классе. Зато с большими ушами, которые так оттопырены, что даже в пасмурную погоду на просвет горят ярко-розовым. Добавьте к этому огромные, не по-человечески длинные центральные резцы, и поймёте, почему нормальное имя «Мишка» оказалось утеряно этим человеком давно и навсегда. Да что там имя! Когда-то очень давно, лет десять назад, это больше, чем половина Мышкиной жизни, у него был настоящий дом. С мамой, брехастой собакой на цепи, грушевым садом, где хорошо играть зимой, потому что много укрытий, и прятаться от жары летом.

Осенью, когда приходило время собирать груши, мама выносила в сад ноутбук, включала Мишке (тогда ещё Мишке) мультики, и они вместе, поглядывая на экран, собирали толстые глянцевые груши с тяжёлых веток. Одни мама кидала сразу в ведро на варенье, которое варила прямо там на костре. Они с Мишкой выносили в сад стол, Мишка вырезал из груш сердцевинки, мама неподалёку занималась сиропом для варенья. …Другие, покрепче, она как-то по-особенному вялила, и получались сладкие цукаты. Мишка лопал их всю зиму, даже в постель с собой таскал втихаря, чтобы ночью съесть под одеялом. От цукатов было сладко и спокойно, и всегда снились хорошие сны.

Он плохо помнит то время, слишком мелкий был. Иногда даже кажется, что не было такого. Помнит только груши, мультик про глупого волка и мамин вылинявший платок. Что такого случилось, что он всё это потерял, он понял уже гораздо позже, классе, наверное, в пятом. А тогда не мог понять, за что его из привычного дома, из его сада с грушами в этот душный город.

И вроде дом там был не хуже, на самой окраине, далеко от машин и автобусов (Мышка долго их побаивался, даже в школу бегал пешком, хотя всё время опаздывал). Вроде, бабка не злая, а, наоборот, даже позволяла Мышке больше, чем мать, и не заставляла работать в саду, потому что сада толком не было. Так: три битые жизнью вишни. А всё равно Мышка чувствовал, что потерял навсегда: дом, груши, мать. Жива, что ей сделается. Звонит на день рождения, Новый год. Даже шлёт коробки с цукатами, давно утратившими вкус, то ли в дороге, то ли мать просто разучилась. Мышка выбрасывает. Сперва в школе всех угощал, потом перестал после того случая.