Большая книга ужасов – 90

Я так и стоял, прижимая к уху мёртвую трубку, потому что не мог так сразу поверить в такое лёгкое и быстрое предательство. Кит просто не понял, как всё серьёзно, надо было сразу ему объяснить… Я опять нажал «позвонить», но Кит, похоже, отключил телефон.

Глава X Ночь

Кабина фуры оказалась неожиданно просторной. За двумя передними сиденьями, как в поездах, была полка. Георгий (водитель фуры) торопливо сбросил оттуда ворох грязных тряпок, припрятал куда-то под сиденье и велел:

– Ныряй, поспи. А мы с отцом дэпээсников подождём. – Голос у него был очень усталый.

Он плеснул мне чаю в крышку здоровенного металлического термоса, сунул пакет с колотым печеньем и голубой флисовый плед с мишками. Я отчего-то подумал, что дальнобойщика, наверное, бабушка в рейс собирала. Очень эти мишки нелепо смотрелись на фоне грязноватой кабины, пахнущей дерматином и топливом.

Я принял у Георгия горячую крышку. Чай в ней был налит до краёв, а руки у меня ещё тряслись. Конечно, я плеснул на штаны и даже не почувствовал кипятка.

Отец сидел впереди и смотрел на меня в зеркало. Взгляд у него был скорбный и невидящий, как на похоронах.

– Хочешь, вернёмся?

Я покачал головой, я уже ничего не хотел. Меня задавила такая апатия, будто я всё-таки попал под эту фуру и уже ничего не могу ни чувствовать, ни хотеть. Пальцы с трудом удерживали крышку термоса. Я вернул её Георгию, пробубнил «спасибо» и отвернулся к стене.

Спать тоже не хотелось. Отец и Георгий молчали, наверное, чтобы мне не мешать, а меня пугала эта тишина, от неё уж совсем не до сна становилось. Я лежал и рассматривал обивку салона: рубчик чёрный, рубчик красный, дыра, бахрома… Потом отец захрапел, и через несколько минут к нему присоединился Георгий. Потом в кабине стало светлее, а на улице зачирикали птицы и воздух посвежел, даже прохладно стало.

…Телефон показывал четыре утра. Перед моим лицом лежала отцовская сумка. Быстро, чтобы не передумать, я стянул оттуда ключ от съёмной квартиры в таунхаусе, немного денег и блокнот. Написал записку, оставил на сумке, чтобы отец на неё сразу наткнулся.

Когда вылезал из машины, конечно, всех разбудил, но быстро нашёлся и буркнул: «Я скоро». Ещё минут десять простоял у фуры, ожидая, пока отец с Георгием опять уснут. Боялся, что именно сейчас, не вовремя, приедут дэпээсники, и тогда меня хватятся.

Попутка поймалась на удивление быстро и взялась отвезти меня почти до самого лагеря. Молодой парень на «Жигулях» сперва возмутился, что я лезу на заднее сиденье, потом спросил, не сбежал ли я из лагеря, и я ответил, что сбежал, но сейчас передумал. Парень ещё рассуждал о том, что: «Правильно, а то дома заругают, вот я в твои годы тоже…» А я уже засыпал на заднем сиденье. Успел подумать: «Отчего мне не спалось раньше, ведь во сне совсем не страшно умирать».

Глава XI Собака

Стемнело за окном быстро, как будто солнце выключили. В посёлке во всех домах горел свет (быстро же починили электричество!), только в доме Контуженой зияли чёрные окна. Ей небось лампочки не нужны… Я тоже сидел в темноте. У меня был здоровенный телик в полстены с домашним кинотеатром и кучей дисков. Ещё вчера я бы включил его просто из любопытства, а теперь мне это и в голову не пришло. Я забрался с ногами в кресло у окна, прижал к себе свёрток с куклой и нацелился так просидеть всю ночь. Мне хотелось стать невидимкой. Хотелось, чтобы все разом позабыли обо мне и вообще об этой квартире в таунхаусе или хотя бы об этом кресле. Нет меня, ясно? Точнее, нас нет.

Далёкий перелесок серебрился на ветру, в одном из дворов поблёскивал костерок да мелькали светоотражающие полоски на одеждах. Похоже, кто-то затеял шашлыки. Где-то шумела газонокосилка, и даже какая-то музыка с улицы доносилась до меня сквозь толстый стеклопакет. Было странно осознавать, что вокруг кипит жизнь, когда у меня такое. Я был один в пустой огромной квартире с вай-фаем и прочими благами цивилизации. Я мог всю ночь долбиться в онлайн-игрушки и даже погонять в футбол (в прихожей завалялся хозяйский мячик, а места было в избытке). Не хотелось. Даже не думалось об этом. Если уж совсем честно, я не мог ни шуметь, ни развлекаться, ни даже думать о чём-то, кроме глиняной куклы. Кроме того, что произошло вчера и что вообще происходит. Мне как будто отрезали какой-то важный орган: ногу, почку, а судя по всему, голову. Дали в руки и сказали: «Носи так, а то обратно не пришить».

Я вертел куклу в руках и невольно высматривал на ней следы поломки. Целый день склеивал. Залез в лагерь через забор, когда все ещё спали, только Егор бродил по территории, громыхая своими банками. В палате быстро нашёл свой сверток, Кит даже не проснулся. Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь… Отнёс куклу в сушилку, чтобы глина от тепла стала мягкой, и весь день склеивал под шепотки Клязьмы и Сашки и язвительные замечания Кита.